#Буквы публикуют полный перевод интервью британскому изданию The Guardian.
Дростен объяснил, почему Ангела Меркель имеет преимущество перед другими мировыми лидерами и почему “парадокс профилактики” не дает ему спать по ночам.
– Германия начнет постепенно снимать ограничения с понедельника. Что произойдет дальше?
– В настоящее время отделения интенсивной терапии в Германии — полупустые. Это потому, что мы начали широкую диагностику на ранних стадиях и остановили эпидемию. То есть мы выявили число размножения (ключевой показатель распространения вируса – ред.). Теперь, что я называю “парадоксом профилактики”, люди утверждают, что мы слишком радикально отреагировали. Существует политическое и экономическое давление, чтобы вернуться к нормальной жизни. Федеральный план состоит в том, чтобы ослабить ограничения, но поскольку германские земли вправе устанавливать свои собственные правила, я боюсь, что мы увидим много самодеятельности в интерпретации этого плана. Я переживаю, что число повторных заражений будет расти и мы получим повторную волну.
– Если ограничения будут сохраняться дольше, можно ли искоренить болезнь?
– В Германии существует группа ученых, которые моделируют ситуацию. Они предполагают, что продлив блокировку еще на несколько недель мы могли бы в значительной степени подавить циркуляцию вируса, доведя число размножения до уровня ниже 0,2. Я склонен поддерживать их, но я еще не принял решение. Количество репродукций — это просто среднее значение. В нем не говорится об очагах высокого распространения, таких как дома престарелых. В таких местах требуется больше времени для противостояния болезни. Оттуда мы можем увидеть быстрое распространение, даже если бы была продолжена блокировка.
– Если бы волна заболеваний повторилась, можно ли было бы ее сдержать?
– Да, но это не может происходить только на основе отслеживания человеческих контактов. У нас есть доказательства того, что почти половина случаев заражения происходит до того, как у человека, передающего инфекцию, появляются симптомы – они заражаются, начиная с двух дней до этого. Это означает, что люди, отслеживающие контакты, работающие с пациентами, чтобы идентифицировать тех, с кем они столкнулись, просто гонятся за временем. Им нужна помощь, чтобы поймать всех, кто потенциально подвержен воздействию. Как можно быстрее. И для этого потребуется электронное отслеживание контактов.
– Насколько мы близки к достижению коллективного иммунитета?
– Для достижения коллективного иммунитета нам нужно, чтобы 60-70% населения приобрели антитела к вирусу. Результаты тестов на антитела показывают, что в Европе и США, в целом, мы находимся в однозначных цифрах. Но, тесты ненадежны – у всех есть проблемы с ложными результатами, поэтому коллективный иммунитет – это одна сторона вопроса. Предполагается полное смешивание населения. Однако есть причины – частично связанные с социальными сетями, которые формируют люди – почему не все население может быть доступно для заражения в любой момент времени. Сети меняются, и новые люди подвергаются воздействию вируса. Такие эффекты могут вызвать волнообразное распространение инфекции. Еще один фактор, который может повлиять на коллективный иммунитет, – могут ли другие коронавирусы, например, вызывающие простуду, усилить его. Мы не знаем, но это возможно.
– Все страны должны проверять всех?
– Я не уверен. Даже в Германии, с нашей огромной способностью к тестированию и при населении, которое ориентированно на то, чтобы сообщать о симптомах, у нас не было показателя выявленных случаев выше 8%. Поэтому я думаю, что целевое тестирование может быть лучшим для людей, которые действительно уязвимы, например, для персонала в больницах и домах престарелых. Это не в полной мере происходит даже в Германии, хотя мы движемся к этому. Другой целью должны быть пациенты первой недели проявления симптомов, особенно пожилые пациенты, которые, как правило, приходят в больницу слишком поздно – в тот момент, когда их губы уже синие и им требуется интубация. И нам нужна какая-то система дозорного эпиднадзора, чтобы регулярно проводить выборку населения и следить за развитием численности репродукции.
– Что известно о сезонности вируса?
– Не много. Гарвардская группа моделирования во главе с Марком Липсичем предположила, что передача может замедлиться летом, но это будет небольшой эффект. У меня нет лучших данных.
– Можно ли с уверенностью сказать, что пандемия началась в Китае?
– Я думаю, да. С другой стороны, я не предполагаю, что это началось на продовольственном рынке в Ухани. Скорее всего, оно началось там, где находилось животное-промежуточный хозяин.
– Что мы знаем об этом промежуточном хозяине — это “бедный ящер”, как его стали называть?
– Я не вижу никаких оснований предполагать, что вирус прошел через ящера на пути к людям. Есть интересная информация из старой литературы о SARS. Этот вирус был обнаружен у цветных кошек, а также у енотовидных собак — то, что СМИ упустили из виду. Енотовидные собаки — огромная индустрия в Китае. Их разводят на фермах и ловят в дикой природе за их мех. Если бы кто-нибудь дал мне несколько сотен тысяч долларов и бесплатный доступ в Китай, чтобы найти источник вируса, я бы посмотрел места, где разводят енотовидных собак.
– Будет ли полезно идентифицировать нулевого пациента — первого человека, который был заражен этим вирусом?
– Нет. Пациент “ноль” почти наверняка получил вирус, очень похожий на некоторые из первых секвестрованных вирусов, так что это не поможет нам решить нашу текущую проблему. Я не думаю, что вы могли бы даже утверждать, что это поможет нам предотвратить будущие пандемии коронавируса. Потому что человечество будет защищено от следующего коронавируса. Другие коронавирусы могут представлять угрозу — основным кандидатом является вирус респираторного синдрома (MERS) на Ближнем Востоке — но, чтобы понять эту угрозу, нам необходимо изучить, как вирусы MERS развиваются у верблюдов на Ближнем Востоке.
– Ответственна ли деятельность человека за распространение коронавирусов от животных на людей?
– Коронавирусы склонны к смене хозяев, когда есть такая возможность. Мы создаем такие возможности благодаря нашему неприродному использованию животных — скота. Домашние животные подвергаются воздействию дикой природы, они содержатся в больших группах, которые могут усиливать вирус, и люди имеют с ними интенсивный контакт. Например, из-за потребления мяса. Поэтому они, безусловно, представляют собой возможную траекторию появления коронавирусов. На Ближнем Востоке верблюды считаются домашним скотом, и они являются хозяином вируса MERS, а также человеческого коронавируса 229E – который является одной из причин простуды – в то время как крупный рогатый скот был первоначальным хозяином коронавируса OC43, который является другой причиной.
– Считалось, что грипп всегда представляет наибольшую опасность пандемии. Это все еще так?
– Конечно, но мы не можем исключить и другую пандемию коронавируса. После первой вспышки Эболы в 1976 году люди думали, что она никогда не вернется, но на это ушло менее 20 лет.
– Все исследования, которая появляются вокруг коронавируса эффективные?
– Нет! В начале февраля было много интересных препринтов (научных работ, которые еще не были рецензированы – ред.). Теперь вы можете прочитать 50, прежде чем найдете что-то действительно солидное и интересное. Многие исследовательские ресурсы тратятся впустую.
– Ангелу Меркель хвалили за ее лидерство во время этого кризиса. Что делает ее хорошим лидером?
– Она очень хорошо информирована. Помогает, что она ученая и умеет справляться с числами. Но я думаю, что это в основном сводится к ее характеру — вдумчивости и способности успокаивать. Возможно, одна из отличительных черт хорошего лидера заключается в том, что лидер не использует нынешнюю ситуацию в качестве политической возможности. Она знает, насколько это будет контрпродуктивно.
– Как вы оцениваете то, как Великобритания справляется с ситуацией?
– Понятно, что в Великобритании тестирование было проведено слишком поздно. Общественное здравоохранение Англии было в состоянии диагностировать заболевание гораздо раньше. Мы работали с ними, чтобы сделать диагностический тест, но внедрение в Германии было отчасти обусловлено рыночным потенциалом, который ускорил этот процесс, в Великобритании этого не было. Однако сейчас у меня сложилось впечатление, что Великобритания действительно набирает обороты в этом отношении и, что она координирует усилия по тестированию лучше, чем Германия.
– Что не дает вам спать по ночам?
– В Германии люди видят, что больницы не перегружены, и они не понимают, почему их магазины остаются закрытыми. Они видят только то, что происходит здесь, не видят ситуацию, скажем, в Нью-Йорке или Испании. Это “парадокс профилактики”, и для многих немцев я – “злой парень”, который наносит вред экономике. Я получаю смертельные угрозы, которые я передаю полиции, но меня больше волнуют другие электронные письма, от людей, которые говорят, что у них трое детей, и они беспокоятся о будущем. Это не моя вина, но они не дают мне спать по ночам.