После многотысячного митинга на улице Банковой в Киеве прошла неделя. 20 марта, напомним, в день рождения одесского активиста Сергея Стерненко под Офисом президента собралось несколько тысяч человек, которые требовали освободить политзаключенных, в частности Стерненко и Андрея Антоненко, уволить главу МВД Арсена Авакова и заместителя главы ОП Олега Татарова. Также были требования правоохранительной и судебной реформ.

Впрочем, в течение недели в информационном пространстве шли дискуссии о том, стоит ли на акциях жечь дымовые шашки, файеры и салюты, стоит ли разрисовывать здание Офиса президента и надо ли бить окна в парадных дверях. Последние, к слову, как “жертву” успели показать в эфире одного из политических ток-шоу.

Соцсети также разделились, пытаясь найти организаторов протестов. Например, заместитель министра внутренних дел Антон Геращенко на одном из телеканалов заявил, что митинги могут быть выгодны пятому президенту Украины Петру Порошенко. В партии “Европейская Солидарность” заместителю министра посоветовали лечить паранойю, а также заявили, что, выступая против политического преследования оппонентов власти, “решительно осуждают надругательство над государственными символами”.

Отдельные представители правых движений обеспокоились подожженной табличкой “Офис президента Украины”, на которой изображен герб. Мол, пытаться поджечь государственный символ могут только леворадикалы. Уже через несколько дней обсуждение перешло в другое русло: Национальная полиция выдвинула первые подозрения участникам протестов.

Дерзкое хулиганство

По состоянию на вечер воскресенья, 28 марта, известно о 7 подозрениях. В них длинная и сложная формулировка: за грубое нарушение общественного порядка по мотивам неуважения к обществу, сопровождавшееся особой дерзостью или исключительным цинизмом, с применением холодного или огнестрельного оружия или другого предмета, заранее заготовленного для нанесения телесных повреждений. Речь идет о ч. 4 ст. 296 Уголовного кодекса. Максимальная санкция за такое преступление – 7 лет тюрьмы.

Кроме того, часть активистов получила подозрение за умышленное повреждение имущества опасным способом, что нанесло имущественный ущерб в особо крупных размерах. То есть ч. 2 ст. 194 Уголовного кодекса, максимальная санкция – до 10 лет тюрьмы. Еще четверо участников протестов получили административные протоколы. Двое, Игорь Потешенков и Олег Кобезкий – за нецензурную брань в общественном месте и нарушение производства, хранение, перевозку и использование пиротехники. То есть файеров. За это предусмотрен штраф до 1020 грн. Еще двое, Артур Ефименко и Вадим Адамов, получили протоколы за мелкое хулиганство – до 119 грн штрафа.

Первым, сразу после завершения акции, полиция задержала Владислава Стафийчука (Сорда). Его отвезли в Печерское отделение полиции. Туда же позже приехала и часть протестующих на Банковой, чтобы поддержать задержанного. Произошли столкновения между протестующими и полицией. В тот же вечер заместитель министра внутренних дел Антон Геращенко заявил, что митинг был “вакханалией брутального, заказного насилия”. Цель протестующих, по мнению чиновника – “кровопролитие под объективы телекамер с последующими призывами к свержению законно избранной власти”.

Уже через несколько дней, 23 марта, Сорду избрали меру пресечения – круглосуточный домашний арест. По версии следствия, мужчина бил окна в дверях Офиса президента. За что и получил подозрение по уже упомянутой ч. 4 ст. 296 – хулиганство. В тот же день полиция вручила подозрения другим участникам митинга, в частности, одному из организаторов акции, одному из лидеров неформального движения “Гонор” Сергею Филимонову. Всем инкриминировали ту же статью Уголовного кодекса, что и Сорду. Кроме того, одного из участников “Гонора” подозревают еще и в умышленном уничтожении имущества. Однако еще до того, как им избрали меры пресечения, Геращенко на своей странице в Facebook опубликовал новое сообщение. На этот раз с видео неизвестного авторства, в котором называют имена людей, которые могли нарушать закон. Также в записи утверждается, что протестующие “хотели только насилия и крови”. В самом же посте Геращенко заявил, что активисты изначально “планировали массовые драки с правоохранителями”.

“Организаторы акции заранее планировали ее с расчетом на то, чтобы она превратилась в массовые драки и столкновения со стражами порядка. Даже призывы в социальных сетях содержали прямые намеки на то, что организаторы планируют драки и насилие. Сотрудники полиции диалога были на акции и призвали кучку провокаторов к диалогу. Но их попытки были тщетны… Потому что задача, которую поставили перед собой организаторы митинга, была совсем другая – кровопролитие! Чем больше – тем лучше!” – заявил Геращенко.

Доказательством того, что митингующие планировали драки, по мнению Геращенко, являются посты в соцсетях, где организаторы напоминают участникам протестов правила предоставления домедицинской помощи.

У протестующих 20 марта возникли вопросы не только к Геращенко, но и к опубликованному видео. Например, есть обоснованные сомнения, что его можно использовать в качестве доказательства в суде. Ведь это нарезка несколькосекундных роликов неизвестного авторства с комментариями. На записях видно участников акции, часть которых авторы смонтированного видео, опубликованного Геращенко, якобы идентифицировали. Людей с закрытыми лицами в медицинских масках или бафах обводят красным и подписывают фамилии. Однако каким образом и кто именно установил фамилии людей из видео – неизвестно. Так же из записи не следует, что протестующие “хотели кровопролития”, как это подчеркивает заместитель главы МВД. Или совершают уголовные преступления, как утверждает следствие.

На видео зафиксировано, как протестующие расписывают стены Офиса президента, обжигают табличку “Офис президента”, а один из них пытается поджечь парадные двери (которые в результате быстро потушили). Однако на видео нет столкновений с полицией. А именно это, по мнению Геращенко, было планом митингующих.

От заместителя Авакова уже требуют опровержений. Скажем, активист Роман Ратушный, который якобы есть на видео Геращенко, обратился в МВД с письмом, в котором требовал извинений и опровержения недостоверной информации.

“Неустановленное лицо в маске, с которым меня якобы сравнивают, никаких противоправных действий на видео не совершает. Однако, учитывая характер видеозаписи и подпись к ней, размещение моих персональных данных и фотоснимка, очевидно, что видеоролик имеет целью создание негативного отношения ко мне со стороны лиц, которые его просматривают. Цель ролика, очевидно, – создать впечатление, что я совершил неправомерные действия (преступление), что является основанием для моего уголовного преследования. Поэтому этот ролик унижает мою честь и достоинство, негативно влияет на мою репутацию”, – объяснил Ратушный.

В комментарии #Буквам он рассказал, что в минувшую среду, 24 марта, пытался вручить заместителю министра внутренних дел письмо-претензию в эфире одного из телеканалов, где должен был участвовать в ток-шоу вместе с Геращенко. Однако тот не явился. Вместо этого пришла группа следователей, которые вручили Ратушному подозрение. Также в хулиганстве, за которое может грозить до 7 лет тюрьмы.

Черный прямоугольник

Еще с прошлого вторника, когда участникам протестов выбирали меры пресечения, начали появляться подробности о следствии, которым якобы с субботы занималась Национальная полиция. Так, журналистка Watchers.Media Ольга Худецкая сообщила, что расследованием занимаются более 30 следователей, а надзор за процессом осуществляют до десятка прокуроров. Свидетели в деле – это полицейские, слова которых якобы повторяются целыми абзацами. Частично эти слова подтвердил один из фигурантов расследования Евгений Строкань, которого в прошлую среду отправили под домашний арест.

“Во время судебного заседания обсуждали не доказательства в деле, а аргументы, почему именно мне стоит избрать меру пресечения. Прокуратура заявляла, что я могу влиять на свидетелей и могу попробовать исказить или уничтожить доказательства. Но ситуация такова, что все свидетели в этом деле – работники полиции и полиции спецназначения. Доказательства – это фото и видео от МВД. Каким образом я могу уничтожить доказательства, хранящиеся в МВД, и как я могу влиять на полицейских – вопрос. Это звучит абсурдно. Так же, как и обвинения. Мы об этом говорили судье, однако она полностью удовлетворила ходатайство прокурора”, – рассказал в комментарии #Буквам Евгений Строкань, член организации “Неизвестный патриот”.

Его подозревают в хулиганстве. По мнению следователей, активист имел при себе баллон с краской, который мог использовать “не по назначению”.

“Мне инкриминировали то же самое, что и другим – ч. 4 ст. 296. Меня обвиняют в том, что я пришел на акцию с аэрозольным баллончиком с краской. Хотя на самом деле я его забрал у одного из активистов нашей организации. И следователи говорят, что этот баллончик якобы опасный предмет и я подготовил его заранее, зная, что такие же “подготовленные предметы” будут у других. И якобы я этот баллон с краской мог использовать не по назначению. Однако доказательства следствия, из того, что я видел, – это показания самих полицейских и фотографии, на которых что-то трудно разобрать”, – объяснил Строкань.

Претензии к подозрению есть и у одного из адвокатов активистов Маси Найема. 25 марта его подзащитному Сергею Филимонову Печерский районный суд Киева должен был избрать меру пресечения. Заседание должно было начаться в 16:00, однако по неизвестным причинам так и не состоялось. Адвокат был вынужден силой прорываться сквозь судебную охрану в кабинет судьи.

Наконец вместе со своим клиентом он покинул суд, заявив, что это “издевательство – более 4 часов не давать объяснений, состоится ли заседание”. В тот же день на своей странице в Facebook он описал отдельные детали расследования и собранных полицией доказательств. Например, то, что уголовное производство зарегистрировали еще до завершения протеста, в 20:12. А основными доказательствами, на которых основывалось подозрение, были протоколы осмотра Банковой, допросы свидетелей, протоколы опознания подозреваемых по фото и обзор видео. На части протоколов, по словам Найема, нет подписей. А все свидетели – представители полиции.

“Свидетели – сами полицейские, что делает их показания менее ценными, учитывая одно из решений Высшего антикорсуда; анкетные данные некоторых свидетелей совпадают (то есть просто вписывали те же данные, что в предыдущем протоколе – невозможно установить, действительно ли вообще такой свидетель есть); допросы свидетелей не содержат показаний по поводу разграничения действий кого-либо из участников акции, не дают оснований утверждать, что любым из участников акции, в частности подозреваемыми в уголовном производстве, были совершены противоправные действия”, – написал Маси Найем. Он также отметил, что время допроса полицейских и время, когда они занимались опознанием подозреваемых по фото, – то же. Хотя это два разных следственных действия.

У адвоката возникают претензии и к квалификации преступления. Поскольку статья, инкриминируемая участникам протестов, довольно субъективная и имеет ряд оценочных категорий, например, “грубое нарушение общественного порядка”. Или “дерзость” и “исключительный цинизм”. Кроме того, есть вопросы и к “предмету, заранее заготовленному для нанесения телесных повреждений”. В случае большинства активистов это файеры.

“Файер стал оружием. Не взрывной пакет, как во всех подозрениях, а файер. Нож есть только у одного человека, которому избрана мера пресечения, я об этом знаю. Думаю, это самая большая угроза из тех, что были в тот день. Но сейчас Филимонову и другим говорят, что у них было оружие, заранее подготовленное ​​для нанесения телесных повреждений. Но если действительно нет вреда; нет телесных повреждений, такого ущерба, как нам описывают – в 2 миллиона, – тогда это не является уголовным преступлением. Это административное правонарушение, за это должна быть ответственность не уголовная. Очень важно, чтобы было адекватное действие, сопоставимое с нанесенным ущербом”, – заявил адвокат 26 марта в эфире одного из ток-шоу.

В то же время директор департамента коммуникаций МВД Артем Шевченко, который также был на эфире с Найемом, убежден в обратном. “Если ты пришел с пиротехникой, поднял ее вверх и просто зажег – не используя как оружие, не бросаешь в направлении сил правопорядка, не подносишь к другому человеку, не портишь этим файером государственное имущество – то это не оружие. Пожалуйста – стой, дымы, жги сколько хочешь. Мы не препятствуем. Если ты этим начинаешь угрожать имуществу и здоровью, бросаешь его в полицию и делаешь это системно, то это подтверждает преступный умысел, и тогда это становится оружием”, – сказал Шевченко.

Однако доказательств, что протестующие бросали файеры в полицейских, до сих пор не показали. Конечно, правоохранители и не должны разглашать такую ​​информацию, ведь это – тайна следствия. В то же время есть видео, которое показывал господин Геращенко. И можно предположить, что если бы у полиции были кадры, на которых митингующие бросаются чем-то в  правоохранителей, – это обязательно попало бы в нарезку. Однако таких кадров нет. Более того, возникают вопросы, есть ли видео у самих следователей. Например, Найем отмечает, что в материалах уголовного производства, в котором фигурирует его подзащитный, есть протоколы просмотра видеозаписи. Однако какой именно – непонятно, так как физически, то есть на хоть каком-либо носителе (диске, карте памяти и т. д.), ее в материалах дела нет. Так же неизвестно, кто автор и откуда видео взялось. В дополнение в протоколах нет информации о времени и месте съемки.

Эти же слова подтверждает один из “подозреваемых” – Роман Ратушный, которого обвиняют в хулиганстве за то, что он зажег файер и якобы бросил его в Офис президента. Во время общения с журналистами 26 марта, когда Печерский райсуд должен был избрать ему меру пресечения, активист рассказал, что следствие не представило ни фото, ни видео в электронном виде, чтобы их можно было смотреть на экране. В материалах дела, по его словам, вместо этого были скриншоты с видео Антона Геращенко в очень плохом качестве (эти документы “Буквы” получили в свое распоряжение). Также одно из доказательств, по словам Ратушного – это схема, нарисованная следователем от руки.

“Там какие-то квадраты черного цвета. Один из этих квадратов обведен кругом. И это якобы доказательство того, что я нарушал закон на Банковой 20 марта”, – жаловался активист журналистам. Скорее всего, речь идет об изображении, опубликованном одним из адвокатов по делу Шеремета Виталием Коломийцем.

Пока же выглядит так, будто следователи собирали доказательную базу “преступлений” впопыхах. И  такими же методами, как и милиция Виктора Януковича во времена Майдана.

Например, в делах, где свидетелями были исключительно милиционеры, активистов Майдана арестовывали. Так было в истории с заключенными Банковой – напомним, тогда беркутовцы избили и задержали группу случайных людей, которых обвинили в организации массовых беспорядков возле Администрации президента Януковича. Так же лишали права управлять авто участников автопробега к Межигорью только за движение в автоколонне. Похожими методами власть работает и в информационном поле, пытаясь обвинить протестующих в насилии и радикализме. Когда-то к таким приемам прибегал покойный Михаил Чечетов. Узнавание по одежде очень напоминает дело Шеремета, где так “идентифицировали” Андрея Антоненко. Задержанные активисты, собственно, уже сравнивают свои дела с “делом Шеремета на минималках”.

А народные депутаты, которые также могли бы повлиять на ситуацию, собираются на внеочередное заседание, чтобы, в частности, обсудить обрисованный Офис президента. А не судебную или правоохранительную реформы, которые были частью требований митингующих 20 марта. Полиция же пытается убрать часть лидеров протестов, закрыв их под домашний арест. Активистов это, правда, не останавливает. Они уже успели анонсировать ряд следующих акций, ближайшие из которых должны состояться во время судов по делу Шеремета и апелляции на приговор Сергею Стерненко.