Тема психических заболеваний для общества является табуированной. Депрессия, по мнению обывателей, является следствием безделия, лени и жалости к себе. Еще больше табу – самоубийства: о них не говорят, их осуждают и стараются не вспоминать. Самоубийство – это “стыдно, эгоистично, жутко”.
Статистика Всемирной организации здравоохранения говорит, что 6,3% украинок и украинцев переживают депрессию, а 15% депрессий без вмешательства специалиста завершаются, рано или поздно, суицидом. Жуткие цифры, не так ли?
Депрессия – это не временная “хандра”, а довольно длительная совокупность определенных симптомов, как физического, так и психоэмоционального характера. Депрессия может быть отдельным заболеванием, а может – симптомом определенной болезни. Проявляется она тоже по-разному: одни люди не в силах даже встать с кровати, поведение других же (внешне) абсолютно не отличается от общепринятого.
Поэтому, очень важно уметь различать плохое настроение и депрессию.
Например, процесс скорби является естественным, во время него не меняется критическая оценка себя (при депрессии преследует ощущение никчемности) и эмоциональный отклик на события жизни (например, во время горя приятные воспоминания об утраченной человека вызывают положительные эмоции).
Наконец, депрессия имеет характер нарастающий, человек постепенно теряет удовольствие от жизни и привычных вещей. Во время горя человек может четко объяснить причину своего плохого самочувствия. Во время депрессии же фразы-объяснение слишком абстрактные, такие как “жизнь не имеет смысла”, “я ничтожество”, “я устал/устала” и тому подобное. Конечно, скорбь может наслоиться депрессией, и тогда это невероятный груз, который сложно выдержать без помощи. Человек, страдающий депрессией, часто теряет способность к социальной и профессиональной деятельности, выполнения обычных повседневных дел. Она начинает считать, что ее успехи были случайными, а все, что не удалось, это от бездарности, кажется, что даже простые бытовые проблемы невозможно решить.
И хотя депрессия в последнее время приобрело размах целой эпидемии, а сам термин появился лишь в 19 веке, это явление человечеству известно уже не первое столетие, и описывалось даже в Библии (от этого недуга страдал первый царь иудеев Саул, живший в XI веке до н.э.). Комплексы симптомов, которые вполне подходят к депрессивному расстройству, встречались также в “Илиаде” Гомера, у греков Демокрита и Пифагора Самосского. Описывал депрессию также и Гиппократ, называя эту болезнь “меланхолией”. Он первым и дал классификацию происхождению депрессии, которая встречается до сих пор: на те, которые спровоцированы внешними факторами (экзогенные) и “беспричинные” (сейчас они называются эндогенными).
Подробно описал ощущения во время периодов депрессии Авраам Линкольн, который своими суицидальными мыслями неоднократно пугал своих друзей. В своих дневниках 16-й президент США писал, что чувствует себя “самым несчастным человеком в мире”, и был убежден: “Если бы мои чувства равномерно распределить по всему человеческому роду, на земле не нашлось бы ни одной улыбки. Буду ли когда-нибудь чувствовать себя лучше, не знаю”.
Как видим, распространенный миф, что депрессий раньше не было, является крайне ошибочным, и вызван только отсутствием в то время адекватной диагностики. С таким же успехом можно было бы сказать, что в Средневековье никто не болел раком.
Однако, наше окружение руководствуется бешеным количеством мифов о депрессии, большинство из которых вредят не только адекватному восприятию мира, но и людям с этим недугом, которые, по трагическому стечению обстоятельств, могут оказаться рядом.
Представьте, как им: мало того, что большинство людей, когда плохо закрываются, они еще и слышат все время: “Начинай мыслить позитивно!”, “Найди еще одну работу, это от безделья!”, “У меня пятеро детей, свиньи, кот, муж, нет времени на депрессии”, “Найди себе мужика хорошего” и тому подобное. Человек, которому действительно плохо, после таких слов может прекратить искать помощь и закрывается в себе окончательно, с четким убеждением, что в этом мире не найти понимания и помощи.
Не помогают и фразы типа “зайди в онкодиспансер, посмотри на больных людей”, “дети умирают, а ты тут сопли развозишь”. Как минимум, раз в жизни любой, кто осмелился заговорить о своей депрессии, слышал такие вещи. И здесь даже речь не о том, что онкодиспансер и детские больницы – это не театр и не цирк уродов, куда можно сходить для того, чтобы порадоваться, что ты не страдаешь так, как они. Дело в том, что такие слова есть обесценением чужой боли, масштаба которого собеседник просто не осознает. Может случиться худшее: и собеседник убедит больного депрессией.
Как понимаете, волшебного исцеления не произойдет. Просто, теперь больной будет чувствовать еще большее пренебрежение к себе за слабость и чувство вины за “эгоизм”. Это лишь усилит разочарование и осложнит течение болезни.
Большую стигматизацию, чем депрессия, имеет одно из ее самых серьезных последствий – самоубийство.
Каждые 40 секунд один человек в мире кончает с собой. Таковы данные ВОЗ, которые обнародовал 10 сентября 2019 года во Всемирный день по предотвращению самоубийств, генеральный директор организации Тедрос Адан Гебрейесус.
Статистика в Украине тревожна: мы не входим в первую десятку государств с самыми высокими показателями самоубийств на душу населения, однако уровень смертности в результате самоубийств почти вдвое превышает аналогичный показатель в странах ЕС и мире.
На 100 000 человек, начиная с 1981 года, сводят счеты с жизнью от 34,6 (1990 г.) До 52,1 (2015 г.) человек.
Тенденция к самоубийствам усиливается социально-экономическими кризисами. В январе-феврале 2020 у нас 869 человек покончили жизнь самоубийством. По исследованиям в США, на каждый процент роста безработицы в стране количество самоубийств возрастает на 0,79%.
По тем же исследованиям, уровень самоубийств среди ветеранов у 1,5 раза выше, чем среди людей, которые к этой категории не принадлежали. На высокий уровень самоубийств в украинских вооруженных силах обращалось внимание еще в британской монографии “Политика и общество в Украине” (англ. Politics and Society in Ukraine), которая была издана в 1999 году. В ней констатируется, что не менее половины самоубийств по стране совершали солдаты и офицеры, и это могло послужить индикатором жесткого кризиса и полной деградации морально-психологического климата вооруженных сил.
Ни одна армия мира не показывают реальные масштабы самоубийств. Однако, результаты исследований показывают, что более 60% самоубийств происходят вне зоны боевых действий. Это свидетельствует о необходимости работы с психологами не только во время непосредственного участия в войне, но и в необходимости реабилитации после нее. Война, стресс, адаптация до и после есть спусковым крючком для различных психических заболеваний, к которым человек был подвержен или проявления которых до того были незначительными.
А армии США есть целая система профилактики суицида, однако, и она не помогает в полной мере, и после периода затишья количество самоубийств вновь возросло в связи с эпидемией коронавируса.
Как обстоит дело с психологической работой в наших рядах ВСУ, комментирует психотерапевт Елена Батинская:
“Да, суициды есть, были, и к сожалению, будут, так же как среди гражданского населения. Что касается штатных психологов в ВСУ, их за эти годы подготовили и выпустили тысячами, не все они в рядах ВСУ. Те, что в бригадах, действительно завалены кучей бумаги, отчетами и тому подобным. Но они, психологи, есть. Разные. Опять же, как и вне ВСУ. Относительно декомпрессии и адаптации, есть организации, центры, да, их мало, но здесь парадокс. Кажется, отсутствует коннект, то есть запрос, потребность, и есть те, которые предлагают услуги. Но субъекты запроса или не знают – кому, куда обращаться, либо не обращаются, потому что имели негативный разовый опыт, или (чаще всего) руководствуются мнением других, мифами, легендами, что это все фигня и не помогает. И главное, нет дифференциации, кому это действительно нужно, а кому нет. Потому что как всех, кто увольняется, то тогда надо вспомнить знаменитые “93%” …”(речь идет о военнослужащих, которые скрывают ПТСР (посттравматическое стрессовое расстройство) и не обращаются к специалистам).
Военные частично подтверждают слова врача: “бросают” на мороз”, пусть крутятся как хотят. Хотя вид делают. В Украине с психологией вообще швах”, – Максимилиан Ш. “За время срочной службы могу сказать, что это формальность. В МВД также”, – Александр К. “За всю свою военную службу видел только одного опытного и умного военного психолога”, – Андрей И. “Хотел ржущий смайл поставить, но вопрос серьезный. Не знаю – как в “элитных”, а танковая бригада, мехбат – отсутствует эта работа от слова совсем! Кто хотел повеситься – тот повесился, кто захотел застрелиться – застрелился. Меня это не волновало, а после увольнения – тем более, работа лучший врач”, – Виталий А. “Личный опыт общения с психологом закончился в фразе психолога: “Пошел вон отсюда, идиот контуженный” … Этот вопрос – болезненный…” – Игорь Т.
Психотерапевт приводит положительный пример Израиля: “В Израиле нормальный процесс относительно адаптации. Декомпрессии. Как у водолазов, медленно всплывают, чтобы не было кессонной болезни. Они после боевых действий некоторое время в палатках живут, но уже не на линии фронта или действий, там все свои, плюс, обследования, психологи, капелланы, соцработники, врачи … И только после подготовки отпускают к гражданской жизни. Поэтому в Израиле суицидов меньше, но, к сожалению, тоже есть”.
Самоубийства уносят жизней почти в 1,6 раз больше, чем ДТП. Каждый шестой (16,6%) будет страдать от депрессии в определенный период своей жизни. Часто это проявляется в подростковом возрасте.
Приходилось ли вам слышать о юных самоубийцах, родители которых были искренне убеждены, что у них все было хорошо, а учителя и одноклассники не замечали изменений? Из-за гормональной бури просыпаются заложенные генетически психические заболевания, одна из которых именно депрессия.
Однако, у подростков нет опыта, чтобы понять, что это заболевание, и в силу возраста они слишком замкнуты, чтобы поделиться с кем-то своими переживаниями, последнее еще и усиливают недовериельные отношения с родителями и страх перед ними. Поэтому, подростки принимают свои навязчивые мысли и депрессивные убеждения за чистую монету, и не видят другого выхода, как покончить с собой. Никто не застрахован от такого, и единственный выход: говорить с детьми и просить их говорить с вами. Объяснить, что как только есть тревожные звоночки, нужно поделиться этим со старшими, то родителями, психологом. Не упрекать в неблагодарности, а не сравнивать детей по себе – мы все разные!
Поэтому, если вы услышите от кого-то о том, что ему плохо – не осуждайте, не насмехайтесь, не обесценивайте. Попробуйте выслушать и понять, ведь то, что к вам обратились, свидетельствует о высоком уровне доверия.
Депрессия – не выдуманная болезнь, и исцеление от нее путем работы или слов “не грусти” так же невозможно, как исцеление от диабета путем криков на поджелудочную. Люди, которые покончили жизнь самоубийством – это те, кто так и не нашел сочувствия или адекватной помощи, запомните это.
А тем, кто страдает депрессией, скажу одно: не бойтесь обращаться к специалистам и близким людям, и, если рядом с вами нет тех, кто выслушает и поймет, проблема не в вас, а именно в окружении. Как бы в какой-то момент не было трудно, далее всегда будут моменты, ради которых стоит жить.
Владислава, живу с депрессией с 14 лет.