Благодаря скандалу вокруг фильма Дау стало известно, какую именно концепцию Мемориального центра «Бабий Яр» предложил режиссер Илья Хржановский. Ее основа – «сочетание перформативных и исследовательских практик». Главная цель таких практик – «взгляд человека на себя сквозь гиперреальность». Для этого посетитель будущего музея должен пройти через такие пространства как «зона личных историй», «историческая нарративная зона Бабий Яр», «ритуальная столовая» или же «молитвенная зал». На посетителя должны влиять звуки и запахи, ощущение влажности и неуверенность относительно длины маршрута.

Какой-то отрезок маршрута придется пройти в полном молчании, но при этом и сделать свой «нравственный выбор», по примеру «Стэнфордского тюремного эксперимента», или же экспериментов «доброго самаритянина» или «апатичного наблюдателя».

Заметим, что к внесенным в список Хржановского экспериментам есть те же этические вопросы, что и к его фильму.

В концепции Хржановского экспозиция будущего международного музея «Бабий Яр» будет выходить за его физические пределы. То есть – в «мемориальное пространство» должна быть включена местность как минимум до станции метро «Дорогожичи». А сам музей Холокоста в Украине должен быть в «постоянном диалоге» с нынешним музеем Голодомора и будущим музеем Майдана.

Бывший главный историк Мемориального центра «Бабий Яр» Карел Беркгоф заявил, что больше не будет поддерживать проект из-за неэтичности методов Хржановского. Также – что концепция скандального режиссера «Дау» вроде противоречит общепринятым взглядам историков на геноцид евреев, который проводили в Украине немецкие оккупанты во время Второй мировой войны.

Но по сути, неэтичными методами Хржановский берется только буквально воспроизвести концепции западных историков, пишущих о Холокосте в Украине. Их работы можно объединить в условное интеллектуальное течение «геноцидоведение», которая в свою очередь прямо происходит от так называемой «истории повседневности», изучающая судьбы обычных людей на фоне исторических катаклизмов.

Малые истории, перенесенные на всю нацию

Когда западные историки пишут о Холокосте в Украине, то они акцентируют внимание именно на судьбах малозаметных на первый взгляд личностей, психологичных мотивах их поступков, с какими эмоциями, запахами и звуками имели дело герои «истории повседневности», и какие усилия они прилагали к сохранению своих жизней. Отдельный акцент – на «Украинской милиции», которая якобы была чуть ли не главным исполнителем расстрелов евреев. При этом отсутствует акцент на таких вещах, как общая политика немецких оккупантов, и ее исполнителях на высшем и среднем уровне. Поэтому из текстов создается впечатление, что каждый украинец в условиях немецкой оккупации был вроде как абсолютно свободен в своем выборе, и является таким же полноценным виновником Холокоста, как Адольф Гитлер или Адольф Эйхман.

К таким работам можно отнести монографию Карела Беркгофа «Жатва отчаяния: жизнь и смерть в Украине под нацистской оккупацией», которая была издана в 2013 году. В 2017 издан труд «Холокост в Ровно: массовое убийство в солонку» американского историка Джеффри Бердза, в 2018 году – сборник докладов «Украинское общество и память о Холокосте: научные и образовательные аспекты», а также – «Словарь Холокоста в Украине ( 1941-1944) », который по сути свел всю историю немецкой оккупации нашей страны только к физическому истреблению евреев. Все эти тексты изданы на украинском языке, и выложены для свободного доступа в Интернет.

Также следует обратить внимание на творчество современного немецкого историка Дитера Поля, который имеет славу «эксперта по гитлеровской оккупации Украины», и который неоднократно в своих интервью СМИ утверждал, «что организовать Холокост на украинских землях оккупанты смогли исключительно благодаря активности местного населения».

В предисловиях к упомянутым выше работам довольно часто упоминается как проблема, в Украине Голодомор изучается отдельно от Холокоста, а сам Холокост украинские историки вообще почти не изучают. Поэтому изучение этих двух трагедий следует «объединить».

Сами тексты упомянутых работ объединены следующими общими чертами. Например, своеобразной трактовкой «обрядности» и ее проявлений в повседневной жизни: «обрядами» называются факты, когда немецкие оккупанты или сами били палками обломки очередного свергнутого памятника Ленину, или же вручали обломки советских скульптур местным евреям, которых потом били палками, прогоняя сквозь строй.

Исторические тексты о Холокосте в Украине богаты «цветными», «звуковыми» или «эмоциональными» деталями – например, когда люди узнают о потере своих родственников от действий оккупантов, «их лица зеленеют». Когда происходят расстрелы в Бабьем Яру, то в Киеве «царит тишина», а «горожане только апатично и со страхом наблюдают за трагедией». А ужас массовых расстрелов евреев подчеркивается неоднократно повторениями, что после казни «земля в братских могилах буквально шевелилась от движений еще живых жертв нацистов». А кто избежал смерти от рук нацистов, того после войны мучает апатия и депрессия, свою жизнь им наладить не удалось.

Такой стиль письма можно назвать скорее художественными приемами, которые узаконил французский историк Поль Вен в работе «Как писать историю». Согласно концепции этой книги, подробный пересказ с указанием всей хронологии событий и фактов становится не обязательным. Историк может допускать «лакуны в исторической повествования», если смог изобразить эпоху с помощью ярких деталей.
Эти тексты опираются также на концепцию французского историка Анри Лефевра о «местах памяти мнимых и живых», на которых, согласно еврейскому фольклору, можно встретить привидения жертв Холокоста. Соответственно, по этой концепции, к каждому месту памяти следует относиться так, как казни там состоялись буквально вчера (в этом ракурсе идея сделать мемориальным пространство до метро «Дорогожичи» для музея Бабьего Яра является логичной, а не плодом нездоровой фантазии ее автора ).

Увлеченные Гитлером или взятые в плен?

В этих текстах немецкие оккупанты выглядят статичными фигурами, которых преследует только незнание о запланированных репрессиях, или же – только страх перед жертвами уже выполненных расстрелов. Они все относятся к размытому понятию «военная администрация», хотя на оккупированной Украины немцы имели несколько отдельных структур власти – гражданская администрация ( «рейхскомиссариат Украина), военные комендатуры. Основными полицейскими силами были подразделения СС, функционерами которых и были общеизвестные авторы «окончательного решения еврейского вопроса».

«Украинские милиционеры» изображены мотивированными исполнителями геноцида, за их «националистические убеждения» и жажду завладеть имуществом своих жертв. Вряд ли корректно так писать, потому что вопрос коллаборации украинцев с оккупантами во время Второй мировой войны является одним из самых дискуссионных и наименее изученных. (Да, тезис о широком сотрудничестве украинцев с немецкими оккупантами эксплуатирует советская и российская историография. Но эта мировоззренческая система признает только коллективную априорную ответственность за реальные и мнимые преступления. Вряд ли такая идея целесообразна при обустройстве музея, который будет базироваться на идее возможности индивидуального выбора).

Историки – «геноцидоведы» убеждены, что украинцев также мотивировала конструкция немецкой пропаганды «евреи были опорой большевистского террора». Также – что в советской довоенной Украине была распространена бытовая и политическая ненависть к иудеям, которая однако была скрыта от «глаз» советских спецслужб. Этот тезис взят из устных рассказов очевидцев событий Второй мировой, которые были собраны в рамках исследований «истории повседневности». Но здесь есть две проблемы.

Первая – методология «истории повседневности» допускает, что люди в своих рассказах могут врать, поэтому озвученное следует проверить по архивным документам или другим источникам. Например, в Германии до сих пор жива сотня ветеранов Второй мировой войны, каждый из которых уверен, что именно он был последним, которого вывезли самолетом из окружения в Сталинграде (и здесь поможет только логический контроль – в основной транспортный самолет вермахта Ju-52 помещалось не более 17 человек).

Вторая – если верить историку Владиславу Гриневичу, автору лучшей книги о предвоенной Украине «Необузданные разногласия», советские спецслужбы не фиксировали заметных актов антисемитизма, хотя и не были «слепыми». Более того – жители довоенной Украины знали, как немцы обращаются с евреями в оккупированной Польше, и осуждали это, несмотря на официальный курс на дружбу Кремля и Берлина.

Советское НКВД отнюдь не было «слепым»: например, в архивах сохранились данные, что в бытовых разговорах простые украинцы еще с 1936 годом восхищались Гитлером как «молодым и эффективным лидером, который повысил благосостояние своего народа». Но рисование свастик в людных местах было единственным публичным выражением такой приверженности до начала Великой Отечественной войны в 1941 году.

Время задавать вопросы

Скандал с Хржановским и его концепцией «Бабьего Яра» – это лишь проявление того, что современная Украина до сих пор не имеет собственного и единого взгляда о прошлом нашей страны в условиях немецкой оккупации 1941-1944 годов.

Закрыть брешь могла бы дискуссия об истории геноцида евреев на наших землях, в которой следует переосмысливать не только судьбы простых людей, но и стратегические мотивы высшего и среднего звена руководства Третьего Рейха. Конечно, такая дискуссия не будет простой, потому что начинать дискуссию придется с переосмысления уже имеющихся концепций об истории Холокоста.

Например, понятие о возможности индивидуального выбора каждого человека в условиях тоталитарных режимов западные интеллектуалы заимствовали из труда Ханны Арендт «Банальность зла: Эйхман в Иерусалиме». Действительно, автор текста описывает примеры, когда целые нации и страны опирались гитлеровской политике «окончательного решения еврейского вопроса»: например, на защиту иудеев стал в 1943 году король оккупированной Дании. Болгария хоть и была военным союзником Третьего Рейха, но монарх страны приказал не репрессировать иудеев под влиянием слов патриарха Болгарской православной церкви. Но сама Арендт пишет, что управление Холокостом было жестко централизовано на уровне высшего нацистского руководства. Поэтому, соответственно, «возможность индивидуального выбора» была скорее исключением, чем правилом.

Мы можем поставить вопрос и о косвенной ответственности за Холокост высшего руководства СССР во главе со Сталиным. Российский историк Павел Полян утверждает, что в 1940 году руководство Третьего Рейха рассматривало возможность переселения двух миллионов иудеев в советский дальневосточный Биробиджан.

Мотивы такого плана были очень антигуманные: разные ветви нацистской власти просто начали соревноваться между собой, кто придумает лучший способ выселить быстрее всех евреев из оккупированной Польши. Но проблема в том, что Кремль отказался от предложения своих немецких «коллег» из страха, что НКВД просто не справится с 2 миллионами носителей «мелкобуржуазной логики». Этот исторический эпизод Полян вспоминает в предисловии к своей книге «Между Аушвицем и Бабьим Яром», которая такжеесть в открытом доступе. Об уровне приемлемости этой концепции свидетельствует тот факт, что это предисловие Поляна разместила на своем сайте «Ассоциация еврейских организаций и общин Украины».

Вероятно, наблюдательный совет и команда проекта Мемориального центра «Бабий Яр» окажется открытой к содержательной дискуссии, и скандал удастся завершить в конструктивном для украинского общества ключе.