На прошлой неделе и.о. министра энергетики Ольга Буславец заявила, что “рождена под знаком Рыб, поэтому при отдборе кадров опирается на интуицию”.
Хайп из-за этого заявления логический – ведь в одном предложении оказались несовместимые понятия “знак зодиака”, “интуиция” и “назначение людей в стратегическое ведомство”. Но этот хайп и поднимает вопрос, а каким же собственно должен быть государственный деятель, способный на сложные реформы в энергетическом секторе? Особенно на том фоне, который сейчас сложился в украинской энергетике.
Энергетический кризис или борьба олигархов?
Украинская энергетика, как и украинская металлургия, сформировали касту украинских олигархов. На сегодняшний день борьбу за свои экономические выгоды в сфере энергетики ведут Ринат Ахметов и Игорь Коломойский.
В начале весны увеличилось влияние представителей Ахметова на ситуацию в украинском ТЭК.
Сначала президент Зеленский 4 марта этого года вроде демонстративно отстранился от проблем в энергетике, сказав, что не может быть всем нянькой и выбивать долги по зарплате шахтерам.
А потом 16 апреля на должность и.о. министра энергетики назначили Ольгу Буславець, которую тесно связывали с Ахметовым. А уже 24 апреля был принят обновленный энергобаланс на 2020 год, согласно которому “зеленая” и угольная генерация ДТЭК оставались “в плюсах”, но из-за этого оставили работать только 7 из 15 энергоблоков АЭС, из-за чего “Энергоатому” грозят убытки в минимум 6,5 млрд грн.
Изменения в энергобаланс внесли после того, как ДТЭК сделала несколько заявлений, что начнет закрывать шахты как в Великобритании.
17 июня Шмыгаль для “сохранения 20 000 рабочих мест в угольной отрасли” определил уголь украинского производства (в частности с шахт Ахметова) основным топливом для государственных ТЭС. А 7 июля депутат от СН Людмила Буймистер вообще предложила реанимировать “Роттердам +”.
С другой стороны, Коломойский также борется за влияние на тепловую генерацию. Сначала олигарх через “понятное руководство” взял под контроль государственное “Центрэнерго”, на которое приходится 15 % от общей мощности электростанций Украины, или же 7690 МВт. В результате, как показывают расследования журналистов, “вымыл” из госкомпании за последние полгода 4 миллиарда гривен на продаже угля.
Еще одно расследование утверждает, что ради интересов Коломойского и его войны с Ахметовым “Центрэнерго” перешло на российский уголь, хотя украинского угля такого же класса было достаточно. И шахтеры остались без зарплат.
Последнюю неделю на Банковой митинговали шахтеры, требовали, чтобы “Центрэнерго” покупало уголь украинских шахт, а председатель комитета Андрей Герус ушел в отставку.
Одно из обвинений Герусу – что его политика приведет к закрытию шахт.
И при всем этом вышел вот такой показательный случай. 20 мая ГП “Объединенная Компания” Укруглереструктуризация ” объявило тендер на работы по ликвидации шахты “Родинская” на Донетчине. Приказ на ликвидацию шахты был издан еще в августе 2017 года. Тендер должен был состояться 9 июня, но его результаты отменили, поэтому “шахта-зомби” и дальше будет “висеть в воздухе”.
Как это делала Тэтчер
Эталоном изменений в энергетике у нас считается пример реформ Маргарет Тэтчер, премьер-министра Великобритании в 1979-1990 годах, которая в 1980-х годах запустила закрытие убыточных шахт и перепрофилирование шахтерских регионов. Поэтому и возникает вопрос, какой же была сама Маргарет Тэтчер как личность, и как ей удалось провести столь непростые реформы.
Для начала нужно отметить, что прежде чем стать премьером Маргарет Тэтчер прошла сложный путь становления политика минимум в 30 лет (и такие высоты для нынешней Украины нереальны). Первые выборы как политик от Консервативной партии “железная леди” прошла еще в октябре 1951 году. В ее активе – также работа министром образования и науки в 1970-1974 годах, и работа официальным лидером оппозиции в 1974-1979 годах.
Более того – Маргарет Тэтчер стала по сути единственной женщиной-руководителем государства в 20 веке, которой пришлось вести войну, и эта война была успешной. Речь о Фолклендской войне 1982 года.
Конечно, для Тэтчер закрывать государственные шахты – не было самоцелью в рамках реформ, Тэтчер хотела сломать по стране “политику консенсуса”, когда граждане делали вид, что платят, а государство – контролирует все в экономике и беспокоится о гражданах. Просто для этой “политики консенсуса” государственные шахты были одним из центральных элементов. Так случилось после кризиса зимы в 1946 году, когда случился внезапный дефицит угля. Январь 1946 года оказался на удивление холодным, имеющееся “черное топливо” шло на отопление жилья, поэтому в других секторах экономики возник дефицит энергоресурсов. В итоге страна перешла на 3-дневную рабочую неделю, а уровень жизни населения упал даже ниже уровня военных времен.
После этого правительство Великобритании национализировало все имеющиеся шахты и объединило их в Национальную угольную компанию. Затем тогдашнее лейбористское правительство национализировало до 1948 года все банки, предприятия радио и телеграфной связи и электроэнергетику, которая тогда имела суммарную мощность генерации в 60000 МВт (или 10 наших “Центрэнерго). Интересно, что как раз в тот период и произошло самое масштабное в истории Британии закрытие угольных шахт – в 1947-1963 годах число угольных шахт сократилось с 958 до 545. Просто в то время Великобритания могла себе позволить щедрые социальные выплаты работникам закрытых шахт, и экономика страны эволюционным путем стала уменьшать потребление угля (например, если в середине 1940-х годов Великобритания использовала почти 200 млн тонн угля в год, то к началу 1980-х годов – 50 млн тонн).
Свое присутствие в экономике государство расширяло и в 1960х годах – в тот период были национализированы все металлургические, машиностроительные и транспортные предприятия. Но при этом правительство страны по сути самоустранилось от управления национализированной угольной промышленностью. Ибо условия оплаты труда определяли профсоюза шахтеров, условия продажи добытого угля – так называемый Совет потребителей, а британское Минэнерго радовалось тому, что “определяет политику в отрасли”.
Такая система отношений в угольной отрасли Англии по сути просуществовала лишь до 1973 года. В том же 1973-м случился мировой энергетический кризис, когда в течение года цена барреля нефти выросла в четыре раза, или до $ 12. В самой Британии это вызвало инфляцию в 25%. И на этом фоне шахтеры страны начали требовать повышения своей зарплаты на 43%, и отказались работать внеурочно. Правительство на такие требования не согласилось. В итоге, шахтеры устроили трехнедельную общенациональную забастовку, во время которого они перекрывали даже автодороги и железные дороги, и ущерб от которой составил минимум 2 миллиарда фунтов стерлингов. Тогдашнее правительство консерваторов под руководством Эдварда Хита было вынуждено пойти на требования шахтеров, потому что ситуация, когда метро работает только 3 часа в день, а телевидение – только пол дня, лишь обостряла кризис. У британских историков вообще есть версия, что шахтерами манипулировали именно лейбористы, для свержения правительства консерваторов чужими руками.
Эти события больше всего повлияли на становление Маргарет Тэтчер как политика. И вопрос реструктуризации государственных шахт она себе взяла как главный скорее чтобы доказать, что умеет лучше своих конкурентов по партии или предшественников управлять страной.
Цена изменений для страны
Собственно, Тэтчер за сам стиль политики по реструктуризации угольной промышленности заслужила имя “железная леди”. Потому что она стала не просто первым в стране политиком, который не повелся на шантаж о “невиданных социальных потрясениях” после закрытия шахт. Но и – первым в стране политиком, который добился публичного осуждения для ситуации, когда работники шахт как стратегической отрасли вместо работать участвуют в политических акциях.
Фактическим поводом для начала закрытия государственных шахт стала забастовка в 1983-1984 годах профсоюзов шахтеров, во время которого они по сути подставили самих себя в глазах общества.
Правительство Тэтчер предлагало взвешенный план реструктуризации угольной отрасли. Государство закрывает только 20 шахт, увольняет 20 000 шахтеров и дает им щедрые социальные выплаты. Для других 160 000 шахтеров зарплату повысят на 5%. Профсоюзы не принимали условие о закрытии шахт, но хотели, чтобы их зарплата выросла сразу на 15%. И в этом случае они применили “проверенные” в 1973 году методы протеста, то есть – перекрытие дорог и забастовки на шахтах.
Но правительство Тэтчер на уступки не пошло, зато применило полицию против забастовщиков. И при этом – стало наращивать добычу собственных газа и нефти на шельфе Северного моря, чтобы максимально вытеснить уголь из энергобаланса. Во время забастовки шахтеров возник дефицит в 9 млн тонн угля, который англичане покупали даже у враждебных режимов, как коммунистическая Польша, или расистская ЮАР. При этом Великобритания также впервые создала запасы энергоресурсов, на случай подобных критических ситуаций.
Забастовка не дала шахтерам никаких результатов. И именно по принципу “горе побежденным” правительство Тэтчер закрыло после финала забастовки, то есть в 1985 году, сразу 25 шахт. В последующие 6 лет в Британии закрыли еще 92, и так до 1992 года страна избавилась от 65 % из имеющихся 174 шахт.
Ликвидация неэффективных шахт была лишь одной из мер по уменьшению доли государства в энергосекторе при Тэтчер. Следом, в 1988 году, британское правительство выставило на приватизацию свои электростанции, Национальную энергоснабжающую компанию (аналог нашего “Укрэнерго”), а также – государственные нефтедобывающие компании. В тот период были открыты новые залежи нефти и газа на британском шельфе Северного моря, и разработку этих недр также передали в частные руки. В тогдашней Британии также существовала дихотомия “угольная генерация или АЭС”. Собственно, из-за акцента на угле ТЭС в стране давали 80% всего электричества, а атомная генерация была в полузародыше и давала лишь 20% генерации. В рамках реформ энергетического сектора все свои АЭС Великобритания объединила в холдинг British Energy, часть акций которого свободно котировалась на рынке. Правда, частные инвесторы имели не более 35-40% акций этого холдинга, государство сохраняло за собой долю в 60-65% акций.
От закрытия шахт правительство Тэтчер получило свои политические дивиденды – угольная отрасль перестала быть стратегической, поэтому исчезло поле для шантажа от профсоюзов шахтеров. Но экономически это был очень дорогой процесс. За последующее десятилетие, то есть с 1985 года по 1992 год на реструктуризацию угольной промышленности и социальной помощи уволенным шахтерам правительство ежегодно тратило по $ 3,2 млрд. И эти деньги были найдены лишь благодаря тому, что с баланса государства сняли содержание национализированных предприятий: на эту статью затрат в первой половине 1980-х годов шло каждый год минимум $ 7 млрд.
Игра в имитацию
Сейчас в Украине так вопрос не стоит. Если же Украина решится закрывать свои шахты, то проблема будет не в том, сколько на это придется потратить денег, а есть ли у нас политики, способные на такие реформы. Потому что кадровая проблема “Зе-команды” проявляется даже в том, что там некому написать хоть какую-то четкую программу действий.
Например, экс-министр энергетики и защиты окружающей среды Алексей Оржель был “за” идею закрывать государственные угольные шахты. Но он только озвучил короткую концепцию реформы в марте этого года. Экс-чиновник заявил, что в следующие 5 лет должны закрыть 21 государственную шахту из 32 имеющихся. На их ликвидацию потребуется 5 лет, 400-500 млн грн затрат на каждую шахту или 14-15 млрд грн затрат в целом за следующее пятилетие. Из тех 11, которые должны остаться только 4 шахты – реально конкуретны. Остальные 4 – отнесены к “группе экономической безопасности”, еще 3 по сути градообразующие. При этом Оржель заявил, что государство должно пустить “на самотек” вопросы социальной защиты работников ликвидированных шахт.
Свои наработки в январе этого года показал и Офис эффективного регулирования (BRDO), выходцем из которого был экс-премьер Алексей Гончарук. В этом учреждении предложили закрывать убыточные шахты не только в государственной, но и частной собственности. И при этом предложили также отдавать на приватизацию и прибыльные государственные угольные шахты. Чтобы в Украине стали вообще минимально использовать уголь (в том числе и шахты ДТЭК) эксперты BRDO предлагали, чтобы Кабмин ввел налог на добычу “черного топлива” на таком уровне, чтобы это дело стало вообще невыгодным.
А вообще – разработать Концепцию декарбонизации экономики Украины до 2035 года, и уже по этой концепции дальше закрывать неперспективные шахты, уменьшать потребление и произведение угля в экономике нашей страны.
Но проблема в том, что Оржель и BRDO свои “угольные” наработки показали не как готовый план действий, а скорее как творческое переосмысление тезисов “Энергетической стратегии до 2035 года”, принятой еще в 2018 году. Тот документ также предусматривал закрытие государственных шахт, снижение потребления угля и декарбонизацию экономики страны.
Интересно, что Шмыгаль избегает разговоров о возможной реструктуризации угольной отрасли. Программу действий Кабмина до сих пор не одобрили, а имеющийся “черновик” правительственной программы по выходу из кризиса COVID-19 никак не затрагивает сектор добычи угля.
Буславец 5 июля заявила о плане пилотного проекта по закрытию государственной шахты “в одном из моногородов”, но это пока – это на уровне заявлений для СМИ.