В рамках спецпроекта “Завтрашний день” #Буквы узнали, как реформы года уходящего повлияют на год грядущий. О том, как учителя станут друзьями школьников, как университеты будут запускать стартапы и что произойдёт с украинским венчуром в течение года, рассказал заместитель главы Администрации Президента и секретарь Национального совета реформ Дмитрий Шимкив.

– Дмитрий, недавно #Буквы брали интервью у Ильи Кенигштейна. В ходе беседы Илья о Вас сказал так: “Я понимаю, насколько Дмитрию тяжело. Он чужой среди своих, свой среди чужих”. Вы долгое время работали в IT. Насколько отличается менеджмент, структура, сотрудники в IT и в Администрации Президента?

– Если говорить очень коротко, то в IT-компаниях у меня никогда не было профсоюзов.

Скорость принятия решения, возможность думать о каких-то нестандартных подходах к решению проблемы, творчество и заглядывание в будущее – это очень часто не касается государственных служб. Как правило, это больше консерватизм, бюрократия…

Ещё здесь я больше хожу в костюме, чем ходил раньше.

– Чего здесь не хватает и что хотите внедрить работой со своей командой?

– Много вещей были реализованы или реализуются. Я говорю о нестандартных подходах, например, проведении экспериментов с привлечением иностранцев в Кабинет Министров, внедрении современных технологий в управление. Президент очень поддерживает различные инновации.

Однако также стоит учитывать сопротивляемость системы в общем смысле – система априори консервативна. Поэтому, рассуждая о вполне реальных Machine Learning, Smart Devices, IoT, Robotics и других прогрессивных сферах в рамках государственного управления, – эти сферы становятся фантастикой.

– Отчитываясь о работе Совета реформ за 2016 год, Вы хвалили реформирование системы образования.

– Да. Произошел ряд хороших изменений, инициированных в системе образования в этом году.

– Тем, кто не крутится в этой системе, изменения не очевидны. Какие изменения инициированы?

– Изменения в начальной школе, которые, собственно, закладывают основу образования. Издание учебников, которые дети хотят читать, которые интересны, а не те, которые читать заставляют. Отмена красных ручек и первых звонков. Это серьезные изменения. Кто-то может сказать, что это мелочь, но это не мелочь. Повторюсь, начальная школа – это основа. У детей, которые приходят в школу новой модели, появляется совершенно другое восприятие системы образования. И друг-учитель. Для многих учителей – это вызов.

– А если говорить о вузах?

– Законодательными инициативами вузы получили много автономии. Украинские вузы сегодня могут перенимать опыт зарубежных коллег и воплощать проекты новых форматов. Задача – дать возможность вузам самореализовываться. Приведу пример, основываясь на том, как создавалась Startup Nation в Израиле. Университет создаёт компанию, которая на 100 % принадлежит университету. Интеллектуальная собственность принадлежит университету. Вуз лицензирует свои разработки другим компаниям, зарабатывая таким образом на royalty.

Лилия Гриневич, будучи ещё депутатом, заложила основы в законодательство Украины и создала инструменты, которыми могут пользоваться вузы. Это только начало.

Еще одна тема – это “Горизонт 2020”. Тоже связана с образованием.

ЧИТАЙТЕ ТАКЖЕ: “Мечтая об Эйзенхауэре”: ожидает ли Украину технологический скачок

Чтобы проводить исследования, нужны финансовые ресурсы. Достаточного количества денег в государственном бюджете нет. Украина присоединилась к программе “Горизонт 2020”, которая создана на европейские деньги. Это 80 миллиардов евро. Украинские компании, организации, университеты, исследовательские институты могут подаваться и получить финансирование – грант.

Есть история в Украине с компанией, которая получила 1,2 млн евро. European Investment Fund, который является частью European Investment Bank, также теперь имеет возможность для софинансирования инвестиционного бизнеса.

Подводя итоги, замечу, что инструменты заложены. Теперь задача растормошить систему образования и венчурный бизнес, чтобы инструментами начали пользоваться.

– Чуть позже мы вернёмся к теме украинского венчура. Хочу спросить Вас об электронных декларациях, Дмитрий. Электронные декларации – ещё один тред, и настоящие доходы по-прежнему будут оставаться в тени, или это действенный инструмент?

– Во-первых, такой модели электронных деклараций, как в Украине, нет ни в одной стране мира. В Европе не декларируется та часть, которая касается личной жизни.

Дальше. Во многих странах, даже то, что декларируется, – не всегда доступно публично. В нашей же системе – всё по максимуму. Общество удивлялось, и никто не верил, что декларирование произойдет. А декларирование, собственно, произошло.

Теперь давайте посмотрим на последствия. Первое: благодаря электронному декларированию госчиновники получили и воспользовались электронной цифровой подписью. Теперь у любого чиновника есть электронная цифровая подпись. У всех.

ЧИТАЙТЕ ТАКЖЕ: И смех и грех. На что тратят из заначки депутаты и чиновники?

Второе. Чиновники понимают, что при изменении материального состояния они должны это изменение декларировать. Покупают что-то и понимают, что это будет public information. Соответственно, политики и чиновники начинают считать, во что они инвестируют, что покупают.

Третье. Формирование культуры. Так как декларации подаются в электронном виде – их можно анализировать с помощью компьютерных технологий. Это невозвратный факт.

Касательно вопроса судебных обвинений и следствий. Я сторонник изменения процессов, в которых могут возникать коррупционные факторы. Всех поймать невозможно. Поймали и посадили одного – появился другой. Потому что система осталась та же. Чтобы побороть коррупцию, нужно менять процессы и создавать другие культурные особенности.

– Упрощать процессы?

– Упрощать процессы. Или делать их прозрачными. А в некоторых случаях – усложнять процессы. Занимаясь бизнесом, каждый год я проходил антикоррупционный аудит. И это абсолютно нормально, находясь в стране с высокими рисками. Если аудиторы видят, что есть процесс, в котором может возникнуть факт единоличного принятия решения в том месте, где не должно приниматься единоличное решение, значит, в процессе будет задействована группа людей. Группа людей значит, что решения будут приниматься дольше. Но хоть это и вопрос времени, одновременно это и выигрыш прозрачности.

– Как-то Вы заявили, что верите в то, что через 3-5 лет IT возглавит экономику Украины. Мнения о том, что IT – стратегически важная для Украины отрасль, придерживаются многие. Не преувеличивают ли роль IT для Украины, делая подобные заявления?

– Если говорить не только об IT, а о высоких технологиях в общем – то роль не преувеличена.

Украина проводит исследования в космосе. Мы одно из немногих государств, которое поставляет ракетоносители NASA. Российские взрываются, а наши летают. Это факт. В мире не так много стран, участвующих в космических исследованиях и выпускающих самолеты.

Машиностроение. В Украине есть исследования технологий, которые присутствуют в высокоточном машиностроении и ВПК.

То есть нужно говорить о высоких технологиях и технологическом прогрессе.

К тому же у Украины сильная история алгоритмии, теория материалов и умение с материалами работать. Все мировые виды сварки придуманы в Украине.

ЧИТАЙТЕ ТАКЖЕ: Какими достижениями украинцев в 2015 г. можно гордиться

Теперь возникает вопрос: можем ли мы эти отрасли и потенциал капитализировать? Именно в этом заключается головоломка, которую решают много стран с интеллектуальным потенциалом.

Недавно я вернулся из Израиля. В Израиле недостаток в 5-6 тысяч айтишников. В Европе – 90 тысяч айтишников. Тем временем об Украине звучит фраза, что славимся мы “brain and grain” – мозгами и зерном, потому что именно это экспортируем. Я предпочитаю, чтобы мы экспортировали готовые инновационные технологии и еду. Потому что это “value-added products”. Они стоят дороже, и добавочная стоимость остается в стране. Повышать добавочную стоимость интеллектуального компонента мы можем.

Что же нас ограничивает? У нас есть человеческий потенциал, который нужно постоянно восполнять, воспитывать новых специалистов в сфере высоких технологий, и в конце концов научиться делать из этого бизнес. Пока мы не умеем делать из человеческого потенциала бизнес – мы работаем на кого-то.

Верю ли я в то, что это можно капитализировать? Абсолютно. Посмотрите, например, на Данию. Население – 5 миллионов человек, а количество известных высокотехнологичных брендов? “Lego”, “Bang & Olufsen”, “Ecco”, “Danfoss”, “GN” – это Дания.  Есть много других стран, которые имеют интеллектуальный потенциал и умеют продавать. В Украине исторически сложилось так, что мы, как правило, создавали – и на этом все.

– Создавали не у себя или для кого-то?

– Или не у себя, или кто-то брал и капитализировал.

– Тогда следующий вопрос. Дмитрий, Вы говорите, что нужно научиться делать бизнес. Управляющий партнер AVentures и глава набсовета UVCA Андрей Колодюк вместе с партнерами сейчас работает над Фондом фондов. Администрация Президента в вашем лице тоже участвует в проекте. Вы заявляли, что разрабатываете модель создания Фонда фондов и привлечения в него якорных инвесторов. Вы заметили, что государство, проявляя внимание к Фонду, будет способствовать привлечению стратегических партнёров и инвесторов…

– Но не будет участвовать пока в этом фонде финансово.

– Да. Почему?

– Это было бы замечательно, но если мы посмотрим на состояние украинского государственного бюджета, я не очень уверен, что в нём найдутся деньги, которые можно инвестировать в столь рисковую затею. Ведь венчурный фонд – это деньги, с которыми вы уже попрощались. Это вложения с максимально критичной вероятностью потерь. Да, венчурные фонды зарабатывают деньги, но они зарабатывают в перспективе 3, 5, 10 лет.

Сегодняшняя модель государственного управления в Украине подразумевает, что как только государство вкладывает куда-то деньги, то возврат инвестиций от любого вложения должен произойти строго в срок. Кроме того, государственная модель – это бюрократическая модель, которая даже не подозревает, что деньги могут быть потеряны, потому что их инвестировали в стартап. А ведь это нормально. Так работают венчурные фонды. Это фонды, которые совершают высокорисковые инвестиции.

Теперь представьте государственный фонд. Представьте себе, мы просим, чтобы в бюджете выделили деньги. Допустим, мы кого-то убедили, и создается фонд за счёт государственной казны. Таким образом, фонд попадает под государственное регулирование. Соответственно, перспектива гибкости и легкости инвестирования фонда становится… сложной. А потом появляется стартап. Фонд вкладывает в него государственные инвестиции. Допустим, стартап не выстрелил. По всем традициям, директора фонда, который давал деньги под этот стартап, посадят в тюрьму. Потому что это неэффективное использование государственных денег. Так работают административные и правоохранительные органы, защищая интересы государства.

– А создание отдельного законодательства под такой фонд?

– Да. Создаём отдельное законодательство под такой фонд. Такой вариант возможен, но мы должны понимать, что создаем прецедент неравных условий на рынке предоставления денег и субсидирования отдельных отраслей (у нас, правда, прецеденты есть). Я очень даже “за” такой подход, подразумевающий создание специальных условий финансирования высокотехнологичных отраслей и стартапов, но вот с голосами в Парламенте под такую инициативу будет не просто, да и конкуренция с другими отраслями сильная.

Но это, чтобы вы понимали, от 9 месяцев и более на принятие закона. Особенно сложного, исключающего определенные финансовые инвестиции государства из регуляторных процессуальных норм. Продолжая пример с Израилем, там это тоже было не быстро.

Альтернативный вариант – создается фонд, в котором участвуют большие якорные международные инвесторы. Фонд является чисто коммерческой институцией и работает на рынке Украины. Работая на рынке Украины, одна из задач Фонда фондов – стимулировать экосистему венчурных капиталистов. Фонд инвестирует в венчур, а венчур – дальше в стартапы. Таким образом создается экосистема.

Что это нам дает? В первую очередь возможность увеличить количество капитала, который поступит в Украину для стартапа. Проблема среднего и большого бизнеса – наличие капитала – свободных ресурсов, которые можно инвестировать. Большинство живёт на операционном капитале. А working capital – это не о стратегическом развитии. Соответственно, сегодня задача – привлечь максимальное количество денег в Украину для развития бизнеса. Бизнес стартапов очень рисковый. Кроме риска самой концепции стартапа, накладываются и риски государства. Поэтому должен быть фонд, который финансирует в экосистему, делает рисковые инвестиции, понимая при этом на ментальном уровне, что венчурный бизнес – это деньги, с которыми уже попрощались.

– Как в Украине отрасль будет регулироваться?

– Чтобы сделать регуляторную базу, нужно смотреть на работающие модели. Как вы уже успели заметить, я склонен к моделям, которые существуют и функционируют в Израиле. То есть – фонд.

В нашем случае я не уверен, что государственный бюджет должен участвовать в этом процессе. Было бы замечательно, но видя, с какой скоростью мы выделяем деньги на культурные вещи… С точки зрения украинского политикума, это финансирование индустрии подобно субсидированию сельского хозяйства. Субсидирование IT, а резонанс это вызовет приблизительно следующий: “Мало того, что айтишники так много получают, так мы еще им и деньги давать?! Ни в коем случае!”

– А какая тогда будет роль государства в Фонде фондов?

– Роль государства – фасилитатор. Мы подталкиваем инвесторов и инвестиционные фонды, которые могут и создают подобные фонды, к тому, чтобы такой фонд появился в Украине. Да, это инициатива венчурных компаний. Они хотят получить дополнительный источник капитала, потому что это дает возможность увеличить экосистему. Мы хотим, чтобы такая структура возникла, и, общаясь со стратегическими инвесторами, говорим о том, что государство хочет, чтобы Фонд фондов возник в Украине. Будет государство участвовать финансово или нет – вопрос законодательный. Я бы очень хотел, но это очень серьезное изменение ментальности. Должно быть понимание того, о чём я говорил: что это раздача грантов с маленькой вероятностью, что стартап, который вырастет один из немногих, сможет реализоваться через серию приобретений и начнет отчислять royalty за свою технологию. Это неизбежно произойдет, но не так быстро, как хотелось бы. Теоретически никто не мешает создать Фонд фондов трем стратегическим инвесторам. Это commercial initiative, как говорится.

– Сколько реформ из “Стратегии-2020” уже запущены?

– Много запущено. Не считал.

– Какие запущены?

– Больше двадцати реформ. Запущены реформы: децентрализации, антикоррупции, судебная, здравоохранения, военная, реформа интеллектуальной собственности, энергетическая, финансовая, банковского сектора, реформа государственных закупок, конституционная, избирательного законодательства. Во многих странах запускается одна-две, и дальше следует большая дискуссия. У нас же, например, реформа инфраструктуры, а внутри нее – реформа железнодорожного сектора и создание дорожного фонда. Там же реформы морского и портового направлений, реформа авиационной индустрии. Все это запущено.

Вообще, есть очень простая вещь. Для того, чтобы квалифицированно соответствовать стандартам Европейского союза, иметь возможность подать заявку на членство и так далее, квалификация определяется 35 критериями членства в ЕС. Копенгагенские критерии членства. Каждый критерий – целое направление. Вокруг каждой темы написано, что страна соответствует таким-то параметрам, и на почве этого строится реформа в каждом направлении. 35 уже имеем. В копенгагенских критериях членства нет темы культуры и всего, что связано с военной безопасностью и частично антикоррупцией. 35 критериев сфокусированы в основном вокруг экономики.

– Из тем, которые не попали в 35 критериев членства. На каком этапе реформа социальной защиты?

– Министерство финансов запустило процесс анализа, кому предоставлять социальное преимущество. Повышение минимальной зарплаты до 3200 гривен – социальная реформа, которая инициирована Президентом и Премьер-министром.

– Наш спецпроект посвящен реформаторам. В вашем понимании, Дмитрий, каков идеальный портрет реформатора? Какие цели перед собой ставит этот человек?

– Человек, который называет себя реформатором, должен понимать, в каком состоянии находится система или процесс сейчас. Понимать, к какому результату он хочет прийти, как достижения должны выглядеть в деталях. Понимать, как организовать процесс перехода из состояния А в состояние В. Реформатор должен быть готов к сопротивлениям на каждом этапе, должен быть готов к оппозиции и знать как убеждать, продавать, создавать, формировать, завоёвывать союзников. Должно быть чёткое осознание, что реформа – это и есть переход из состояния А в состояние В. И переход этот может занять месяц, десять лет или полстолетия.

– Как бизнесмен вы рассматриваете реформы как продукт, который нужно продать украинцам?

– Да.

Чтобы заглянуть ещё в несколько завтрашних дней, можно прочитать о том, когда же в Украину придёт PayPal, как очищать власть от неэффективных сотрудников и каким образом формируется внутренняя маршрутная сетка Украины.