Олег Петренко – один из идеологов медицинской реформы, основы которой сформировались в 2014-2015 годах и которая начала воплощаться во времена министерской каденции Ульяны Супрун. В феврале 2018 года он выиграл конкурс на должность главы Национальной службы здоровья Украины (НСЗУ) – нового государственного органа, который выполняет функции государственного страховщика: заключает договоры с учреждениями здравоохранения и платит им за предоставленные пациентам услуги. Собственно, сам орган как новая государственная организация был создан с нуля. В декабре 2019-го Петренко покинул  эту должность из-за смены руководства Министерства охраны здоровья. Он также был кандидатом на пост главы МОЗ в правительстве Алексея Гончарука, однако отказался от нее. А в мае 2020-го Петренко снова отправился на отбор председателя НСЗУ, несмотря на личное убеждение, что эта процедура – фикция для назначения на эту важную должность лица, лояльного к главе МОЗ Максиму Степанову.

“Буквы” пообщались с Олегом Петренко о шансах отката медицинской реформы, попытке руководства МОЗ вернуть контроль над управлением бюджетом здравоохранения, тарифах за лечение болезней и зарплатах врачей.

“Мне могут отказать на “конкурсе”, несмотря на то, что я создал Национальную службу здоровья с нуля”

Общественность наблюдает почти полугодовую эпопею с конкурсом на руководителя НСЗУ. У многих складывается впечатление, что Зоряна Скалецкая хотела поставить туда своего человека, Максим Степанов сейчас хочет того же. Об этом свидетельствуют как сроки нового конкурса (три дня, включая выходные), так и требования к кандидатам. Известно ли вам о каких-то кулуарных торгах за эту должность?

Вы недалеки от истины. В политических условиях сейчас любой руководитель, который приходит с не очень хорошими намерениями, заинтересован застолбить за собой наиболее денежные направления и иметь людей, которые будут выполнять указания, а часто и прихоти. Национальная служба здоровья была создана как финансовый оператор в рамках Программы медицинских гарантий и по закону о государственных финансовых гарантиях медицинского обслуживания. И она сейчас распоряжается 86 млрд грн.

Соответственно, такие деньги – это чуть ли не 10% суммарного бюджета. И желание министра и министерства иметь над ними контроль – непреодолимо. Однако НСЗУ – независимый оператор, и это обязательное условие его эффективного функционирования.

При новой власти были внесены изменения в закон о государственной службе, и это, на мой взгляд, очень большая ошибка, потому что они привели к политическим чисткам. Новое правительство в течение четырех месяцев после назначения получило право и волюнтаристски решило вопрос об увольнении отдельных государственных чиновников категории А, которых в Украине около 220. Это все руководители и заместители центральных органов исполнительной власти; в частности, так ушли с должностей председатель Государственной таможенной службы Максим Нефьодов, председатель Государственной налоговой службы Сергей Верланов, председатель Национального агентства по вопросам государственной службы Александр Стародубцев, и. о. председателя Госэкоинспекции Егор Фирсов, заместитель министра энергетики и охраны окружающей среды Алексей Рябчин.

Этот калейдоскоп нормотворчества получил другой оттенок во время пандемии. Воспользоваться им смогли люди, которые хотели решить вопрос заполнения вакантных мест по своему усмотрению. И в закон о борьбе с COVID-19 внесли несколько пунктов, которые никак ее не касаются, но значительно упростили классический порядок открытого состязательного конкурсного отбора на должности, заменив его так называемым подбором на период карантина, который предусматривает очень упрощенный порядок выбора, собеседования и назначения путем заключения контракта людей, которых очень быстро выбирают.

Это происходит сейчас. Министр Кабинета Министров заявил, что по этому закону уже заполнили около 800 должностей государственной службы. Ранее эти люди туда просто не прошли бы в условиях открытого конкурса. Так выглядит отрицательная селекция.

Конкурс на главу НСЗУ был объявлен в конце января, конкурсанты прошли все этапы. Все трое – работники НСЗУ, представители новой государственной службы, одна из которых – Оксана Мовчан – после моего увольнения исполняла обязанности председателя почти полгода. Не требовались быстрые решения, она могла бы их выполнять до конца карантина, затем можно было бы объявить открытый конкурс.

Но поняв, что в законодательстве есть лазейка, новый министр решил закончить этот конкурс, проведя последний этап – собеседование. На собеседованиях все трое кандидатов, в квалификации которых я абсолютно уверен, узнали, что они не соответствуют видению министра. И он решил сразу же воспользоваться карантинным законодательством и объявить отбор на эту должность путем заключения контракта. Отбор не предусматривает ничего, кроме подачи документов и собеседования. И они его сделали в “классической” форме, объявив о старте в пятницу вечером и дав на это три дня – субботу, воскресенье и понедельник. Но поднялся шум, отбор вынуждены были продлить на два дня, скорее всего, потому, что человек, который хочет туда попасть, что-то не успевал – как у нас всегда бывает.

После этого будет день на обработку документов, и уже в пятницу министр получит перечень тех, кто отвечает формальным требованиям. Проводится простое собеседование, на основе которого министр подает проект распоряжения о назначении руководителя НСЗУ. Человек получит работу на время карантина, плюс два месяца после карантина дается на объявление конкурса, конкурс длится примерно столько же – таким образом, до конца года этот человек будет распоряжаться огромным бюджетом на здравоохранение. И это создает большие риски.

Требования, объявленные в этом отборе, – абсолютно дискриминационные. Я, создавая НСЗУ как новый и прозрачный орган исполнительной власти, знал, что две трети моих людей не имеют опыта государственной службы, они пришли из бизнеса, общественного сектора, различных международных организаций, но были объединены единой целью.

У нынешнего отбора – два требования. Первое – опыт работы на руководящих должностях государственной службы в центральных органах власти или органах местного самоуправления. То есть некий условный начальник управления ЖКХ ОГА Николаевской области подходит на эту должность, потому что проработал три года. А квалифицированный специалист, который работал в другой сфере, – не подходит.

Второе – три года работы в сфере государственных финансовых гарантий медицинского обслуживания населения. Закону о фингарантиях, который определяет эту сферу публичной политики, еще нет трех лет, НСЗУ – два года. Нет людей, которые имеют три года опыта в этой сфере. Соответственно, круг людей, которые могут претендовать на эту должность, ограничен только чиновниками, крепкими хозяйственниками, которые, скорее всего, будут лояльно выполнять прихоти политической команды.

Перчинкой этого действа было мое решение подать документы на этот отбор. Как первый глава службы и человек, который регистрировал НСЗУ как юридическое лицо публичного права, создавал всю команду и развивал институт, по формальным признакам на эту должность теперь я не подхожу. Мне могут отказать, несмотря на то, что я уже выигрывал этот конкурс и создал НСЗУ. Вот так сейчас формируется актив руководителей государственных органов власти. Последствия таких действий очевидны.

“Мне было грустно принимать решение об увольнении, но ради сохранения собственной репутации и верности принципам я это сделал”

Почему вы ушли с должности председателя НСЗУ? Не жалеете ли, что отказались возглавить МОЗ?

Я пришел на эту должность волей изменений и не очень верил, что удастся воплотить все, над чем мы работали еще с момента разработки стратегии в 2014 году, на базе которой затем была создана концепция и принят закон о государственных финансовых гарантиях медицинского обслуживания населения.

Команда, которая тогда пришла, таки довела дело до конца. Я пошел на конкурс в НСЗУ, выиграл его и создал этот орган с нуля. А уволился, потому что после смены власти, досрочных парламентских выборов начался турборежим. Я был одним из претендентов на должность министра здравоохранения, но после формальных собеседований с политическим руководством вынужден был отказаться. Думал, что удастся дальше работать главой НСЗУ и продолжать то, что мы делаем. Но новое руководство министерства и профильного парламентского комитета не понимало, что происходит в этой сфере, для чего и как воплощаются запланированные изменения.

Все мои разговоры с этими дилетантами были малопродуктивными. После очередных попыток убедить  то комитет, то министерство я решил дать им шанс показать, что они могут. Новая министр до этого не руководила даже пятью людьми или компанией, не только министерством. Каждый должен критически относиться к своей квалификации и возможностям.

Я принял решение уйти с должности при том, что команда была полностью рабочая, была почти полностью готова концепция запуска второго этапа медреформы. Но потом начались несвоевременные наработки нормативно-правовой базы, плохое информирование населения и системы здравоохранения о логике изменений. Нынешняя коммуникация реформы со стороны МОЗ и комитета вводит в ступор даже тех людей, которые верили в изменения, потому что сегодня они слышат одно, а завтра другое, ложь и критику, хоть взамен ничего не предлагается. Все завершается заявлениями “Я буду продолжать реформу и спасать медицину”.

Поэтому мне было грустно принимать решение об увольнении, но ради сохранения собственной репутации и соблюдения принципов я это сделал. Затем была случайная или неслучайная замена министра и правительства. Нынешний министр называет себя эффективным менеджером, хотя не имеет достаточного уровня квалификации в предметной области.

Они не смогли убедить команду НСЗУ, что надо отклониться от запланированного курса реформы. Никаких аргументов не было, просто волюнтаристские желания все поменять, вмешательство в тарифы, логику программы медицинских гарантий, хотя это не компетенция МОЗ, ну и доступ к огромному ресурсу, одному из крупнейших.

Плюс в их видении реформы нет пациентов. Реформа – для пациента, а мы слышим только о врачах. Они важный элемент реформы, но надо беспокоиться прежде всего о том, что получит пациент, как он это сделает, о приоритетных услугах. Слышали ли вы от министерства за последние полгода, что вам надо заключить декларацию с врачом первички, чтобы получить доступ к бесплатной медицинской помощи в новой системе отношений? Что ее можно получить либо через электронное направление, либо без него при экстренной медицинской помощи? Особенно важно описание маршрута пациента в приоритетных случаях при инфаркте, инсульте, родах, сложных неонатальных случаях. Этого нет, слышно только какофонию.

Сейчас мы имеем дело с рейдерством успешного института, чтобы вручную распоряжаться огромными финансовыми ресурсами. Думаю, до конца этой недели (интервью писалось на прошлой неделе – ред.) или в начале следующей мы получим либо кота в мешке, либо известного деятеля старой команды, крепкого хозяйственника, который покажет, как надо “работать”. Но это точно не про сложный, но столь необходимый путь к цивилизованной системе здравоохранения.

Я не очень рассчитываю, что меня туда позовут, но если позовут, я попробую объяснить, в чем смысл реформы, что мы делаем для людей и универсального доступа каждого к медицинским услугам надлежащего качества. Они этого не понимают.

“Результат отката медреформы – пациент останется ни с чем”

Существуют механизмы для того, чтобы остановить медицинскую реформу или серьезно изменить ее курс? Что будет, если МОЗ это удастся?

Механизмы существуют всегда. Те искривленные месседжи, которые транслируют министр и президент, помогут достичь этого результата. Мы же сейчас слышим о “туберкулезных больных, которые будут ходить по улицам”, “закрытии 300 больниц”, “увольнении 50000 врачей” – множество мемов, каждый из которых является ложью. Они не соответствуют действительности, но имеют большое влияние на уязвимые умы. Люди, которые их озвучивают, хотят нравиться, они не готовы к болезненным реформам. А реформа здравоохранения – очень болезненная.

Какие будут результаты такого отката: пациент останется ни с чем. Мы уже слышим, что роды не могут быть бесплатными, тарифов не хватает, потому что кто-то считает, что надо разделить роды на естественные и кесарево сечение. Но этого нельзя делать, потому что будут плохие результаты: если больше платить за кесарево сечение, то больница будет делать больше кесаревых сечений. Взвешенные тарифы позволяют поддерживать правильный баланс, а не побуждать провайдера делать перекос на более дорогие услуги. Нас интересует пациент. Если реформы не будет, пациент еще долго не будет иметь доступа к цивилизованной медицинской помощи.

Призывы вернуть больницам исторический бюджет – это не только вернуть деньги заведениям, которые недорабатывают или не готовились, не оптимизировали себя, но и забрать их у самых лучших, которые могут предоставлять качественные услуги и куда приходят люди. Откат реформы – это помочь худшим за счет лучших. 64% учреждений здравоохранения в рамках программы медицинских гарантий получают больше, чем получали в прошлом году. А есть часть – около 220, – которая получила на 50-80% меньше. Мы их слышим. Но пациент с его интересами будет потерян.

Этот путь непростой, он всегда требует коррекции в процессе реализации, потому что не бывает идеальной реформы. Но он дает надежду. То, что предлагает МОЗ сейчас – это уравниловка, непрозрачное принятие решений и попытки сохранить статус-кво. Все мы видим, как сейчас закупаются защитные костюмы для медиков. Любят говорить, что COVID-19 проявил, какая плохая реформа. Но он проявил лишь то, что реформу нужно было начать гораздо раньше. И без этой реформы у нас никогда не будет шансов эффективно реагировать на такие вызовы, как пандемия.

“Сейчас двор МОЗ напоминает парковку дорогого ресторана – уважаемые люди приезжают решать вопросы”

Не секрет, что медреформа не нравится тем, кто годами до этого имел возможность зарабатывать на закупках лекарств, откатах и ​​схемах. Девять месяцев в МОЗ продолжается хаос, там замечают предшественников времен Виктора Януковича, которые несколько лет не показывались. По вашим наблюдениям, мафия снова подняла голову?

Когда шла разработка реформы, в нее закладывался принцип прозрачности и zero corruption: “ничего без электронных инструментов” и “ничего скрытого в электронных инструментах” – все данные открыты. Если зайти на сайт НСЗУ, там можно увидеть дашборды, которые в режиме реального времени показывают все: оплату, соглашения – ничего нельзя скрыть. Для людей, которые были бенефициарами теневых потоков в этой системе, это катастрофа. Они привыкли жить в тени.

Мы понимали, что такая прозрачность не понравится главным врачам и чиновникам, которые на этом паразитируют. МОЗ больше не занимается централизованными закупками. Потеря контроля над этими средствами вызывает большое сопротивление тех, кто на каждом звене имел небольшие или крупные тендеры и мог это делать скрыто.

Открытость привела к тому, что эти люди потеряли свои доходы. Поэтому они будут противостоять, дискредитировать любые шаги реформы. А ошибки будут, и предмет критики найдется, потому что реформа сложная. Госпитальные реформы в целом в мире вызвали даже электоральные последствия, вспомните ObamaCare. Политики думают о следующих выборах, а государственные деятели – о следующем поколении.

А реформа здравоохранения – это как раз о следующем поколении. К сожалению, нам не везет с государственниками. Те люди, которые на политическом олимпе сейчас меряют успешность рейтингами, никогда от нее не выиграют. А те “бенефициары”, которые сейчас вернулись в коридоры МОЗ… Я с ними не знаком, но мне рассказывают, что все старые тендерщики там в большом почете.

При каденции Ульяны Супрун там этих людей не было, а сейчас двор МОЗ напоминает парковку дорогого ресторана – уважаемые люди приезжают решать вопросы. В НСЗУ они приехать не могут, там нельзя “договориться”, там правила одинаковы для всех, и их это очень раздражает, поэтому им нужен во главе НСЗУ человек, который будет “входить в обстоятельства” и “искать нужные решения”. Это очень печально. Так как риск коррупционного реванша в краткосрочной перспективе наиболее вероятен. Это очень рискованно, потому что люди, которые дорвались до власти, не имеют идей, не говорят о смыслах. Нет дискуссий о том, что ваша концепция не такая, у нас есть другая, есть расчеты и видение, и мы придем к вот таким результатам. Слышим только о деньгах, закупках и кто кому что должен.

К сожалению, система всегда восстанавливается. Если новые практики не приживаются, особенно прозрачные, то им на смену быстро приходят старые. В министерство вместо талантливых людей, которые выиграли конкурсы, возвращаются деятели времен Раисы Богатыревой, когда всё со всеми можно решить.

Видимо, такой же будет ответ на вопрос о том, что сейчас происходит с закупками, в частности, лекарств от тяжелых болезней?

В МОЗ времен Ульяны Супрун было создано специальное государственное предприятие, чтобы взять на себя все закупки, в частности те, которые сейчас временно осуществляют международные организации – ГП “Государственные закупки”. Его возглавил Арсен Жумадилов, который уже третий месяц находится, мягко говоря, в противостоянии с МОЗ, потому что его всеми способами пытаются дискредитировать. Я предупреждал, что следующей после Арсена будет НСЗУ, так и произошло. Затем я писал, что следующей будет таможня, налоговая служба, ProZorro, НАБУ, Национальный банк… Все центры прозрачного мышления, общественного прогресса и некоррупционного управления сейчас под атакой.

Главная причина этих событий – отсутствие верховенства права и неспособность правоохранительной системы обеспечить равенство всех перед законом. На этом поле все играют по классическому принципу украинского феодализма “Друзьям все, врагам закон”.

“Универсальный охват: каждый получает необходимую ему медицинскую помощь вовремя, надлежащего качества и без финансовых трудностей. Ту помощь, которая необходима, а не какую хочется”

Тарифы – наиболее громкий и наименее понятный вопрос медицинской реформы. Почему врачи жалуются на то, что тарифных денег за пролеченный случай не хватает на то, чтобы вылечить человека, скажем, от инсульта?

Учитывая лучший международный опыт, все тарифы на приоритетные услуги мы посчитали по принципу риск-тарифа. Он предусматривает расчет определенного слота услуг, определенного их количества. Лечение инсульта по тарифу стоит около 20 тыс. грн. Кто-то говорит следующее: как за эти деньги лечить геморрагический инсульт, который требует операции и стоит 100 тыс. грн? Или такое: один флакон тромболитика стоит 16 тыс. грн – как в 20 тысяч вместить все? Это же неправильно!

Риск-тариф предусматривает слот: НСЗУ покупает у больницы сто инсультов, которые она вылечит. На сто инсультов приходится около 75% ишемических. Среди ишемических инсультов делать тромболизис (растворение тромба – ред.) нужно только 10%, если человека привезли в пределах терапевтического окна до трех часов с момента начала симптомов. В украинских реалиях это 1-2%. Соответственно, из 100 человек только одному нужно сделать тромболизис. Тариф рассчитан так, что лишь 1-2% пациентов с инсультом нужна такая дорогая процедура. 19 тыс. грн оплачивается и за того, кому делали тромболизис, и за того, кому не делали. Соответственно, стоимость этих одного-двух пациентов из ста уже включена в тариф.

Другой пример: кровотечение при родах. Эффективный препарат стоит 35 тыс. грн, а тариф на роды – 8 тыс. грн. Но этот препарат входит в тариф. Та же ситуация: родов, во время которых возникает критическое кровотечение, требующее применения такого препарата, еще меньше – примерно один случай на 250. Риск-тариф рассчитан, скажем, на 500 родов. За каждые роды больница получит 8 тыс. грн – естественные или путем кесарева сечения. И сюда заложена необходимость использования дорогостоящего препарата при кровотечениях один раз на 250 случаев.

Такой риск-тариф рассчитан для всех приоритетных услуг в сложной математической модели на основе анализа сотен тысяч случаев лечения подобных заболеваний в различных больницах Украины и учета затрат, все данные согласованы с рабочими группами врачей-специалистов. Это классика экономики здравоохранения. 99% оппонентов изменений, людей, с которыми я общался – это касается врачей, работников министерства и самого министра – понятия не имеют об экономике здравоохранения и том, как считают тарифы. Есть большая разница, когда я слышу: “нам не объяснили” и “мы не поняли, как рассчитаны тарифы” в программе медицинских гарантий. Объяснили, а вот возможность понять объясненное требует квалификации и совести. Две трети людей, с которыми я дискутирую на эту тему, не могут прочитать базовые документы, касающиеся подходов к финансовым вычислениям в сфере здравоохранения. Откуда берутся цифры, что такое учет затрат… Есть постановление Кабинета Министров 2017 года, которое называется “О методике определения стоимости услуг медицинского обслуживания населения”, которое предусматривает расчет “сверху вниз”.

Другой вопрос: соответствуют ли эти тарифы их наполнению в понимании себестоимости в каждой больнице. Нет, такого нет ни в одной стране – всегда используется средневзвешенный тариф с учетом имеющегося ресурса. А мы бедная страна, у нас ограниченные ресурсы. Мы всегда расчет начинаем “сверху”, то есть по количеству средств, которые у нас есть на Программу медицинских гарантий. В законе написано, что на ПМГ предусмотрено 5% ВВП. Но в реальности есть только 2,8%. Если бы было 5%, то ПМГ имела бы не 72 млрд грн, а почти 169 млрд грн – замечательные были, наверное, тарифы. Но мы вынуждены быть реалистами и работать с ресурсом честно.

Всем надо учиться экономики здравоохранения: и главным врачам в больницах, и министерству, и местным администрациям как владельцам заведений. Но очаг этого знания – в НСЗУ. И этот центр и экспертизу хотят уничтожить.

Реформа делает медицинские учреждения автономными некоммерческими предприятиями, которые сами себе определяют финансовый план, в частности уровень зарплаты. Возьмите среднестатистическое отделение в городской или районной больнице – в нем 10 хирургов, из которых четверо на четверть ставки. И они вместе делают 50 операций. А есть другая больница, где трое хирургов, которые тоже делают 50 операций. Руководитель больницы больше не имеет тарифной сетки и способен самостоятельно поднять этим хирургам зарплаты, потому что так работает экономика предприятия. Угадайте, в какой больнице хирурги получают больше.

Почему приоритетные услуги – инфаркт, инсульт, роды и неонатальные случаи? Потому что сердечно-сосудистые болезни – это основные потенциальные убийцы украинцев. Если человека с инсультом привезут в обычную районную больницу, а не оборудованную, которая соответствует требованиям НСЗУ и имеет компьютерный томограф, – человек не выживет. А если и выживет, то получит инвалидность, и государство еще 5, 10 или 30 лет будет платить ему деньги. Плюс домохозяйство, в котором есть парализованный человек, становится бедным, ведь кто-то должен за ним ухаживать. Это влечет за собой последствия. Поэтому на основе оценки медицинских технологий с экспертами и иностранными специалистами мы думали, как наиболее приоритетно использовать имеющиеся у нас средства. Чтобы приоритет был для здоровья пациента, а не только зарплаты врача. Хорошо, когда у врача хорошая зарплата. Но НСЗУ и реформа – это о пациенте и его потребностях. Достойная зарплата хорошего врача – это тоже часть запланированных изменений.

А Юлия Тимошенко продолжает мантру о страховой медицине. Та модель, которая реализуется в Украине по Программе медицинских гарантий – это один из видов общеобязательного солидарного медицинского страхования, которое финансируется из общих налогов (государственного бюджета). Так происходит в Канаде, Испании, Италии, Великобритании и многих других странах. Это то же самое страхование, только не предусматривающее налогообложения фонда оплаты труда. Потому что в странах, где теневая экономика более 20%, это не сработает. Нас сравнивают с Германией. Но попробуйте не заплатить налог в Германии.

Простой перевод универсального охвата в пределах солидарного медицинского страхования: застрахованы все. И все имеют право на одинаковый объем медицинской помощи в пределах гарантированного пакета услуг. Каждый получает необходимую ему медицинскую помощь. Не ту, которую он хочет, а какая ему необходима. Нигде нельзя попасть напрямую к аллергологу или дерматологу, только через несколько недель и по направлению семейного врача. Необходимая помощь оказывается вовремя – это и есть экстренная помощь. И эта помощь качественная и для всех.

Есть роддомы, где делают 150 родов в год – там риск осложнений в десятки раз выше, чем в родильных учреждениях, которые делают 1000 случаев. Потому что при малом количестве родов происходит дисквалификация персонала и растут риски. Поэтому приоритетные услуги концентрируются – лучше пациент будет ехать дольше на полчаса даже с инсультом, но получит возможность сделать КТ, тромболизис и больший шанс вылечиться.

Самое главное – финансовый аспект. То, что гарантируется бесплатно, должно быть предоставлено бесплатно. Если пациент хочет одноместную палату, улучшенное питание – это могут предоставить за дополнительную оплату. Если пациент хочет консультацию или манипуляцию за собственные средства – он ее получает по официальному прайсу больницы. Но в пределах ПМГ сначала надо пойти к семейному врачу и получить там направление в учреждение, где окажут помощь бесплатно.

Министр этого не объясняет. С сентября министерство перестало объяснять пациенту, какой его маршрут в новой системе и как он будет лечиться. Это никого не интересует. Интересуют только закупки и контроль над бюджетом. А меня интересует, чтобы каждый человек в Украине имел право на медицинскую помощь, даже с таким небольшим бюджетом это можно сделать.

“Каждый врач должен найти свое место под солнцем”

Врачи неуспешных больниц увидели единственный результат реформы – снижение их зарплат. Они так и говорят: мы не разбираемся в медреформе, но она неправильная, это геноцид, ее надо отменить. Что бы вы им посоветовали?

В системе здравоохранения есть такой показатель, как мобильность кадров. В Украине она нулевая. Человек пришел в свою районную больницу и работает там всю жизнь, попутно дисквалифицируется, так как пациентов нет, или развития нет. Я бы им посоветовал проанализировать, что они могут делать. Можно работать в частном порядке, можно переквалифицироваться. Когда началась реформа первички, были случаи, когда хирурги шли работать терапевтами и семейными врачами. Потому что в их сфере работы не было, а зарплата составляла 5 тыс. гривен. А врач первички начал получать втрое больше. Они переквалифицировались, стали ФОПами, подписали договор с НСЗУ и имеют 25 тыс. грн.

Этим врачам нужно посмотреть правде в глаза, почитать историю, например, о Маргарет Тэтчер, которая закрывала убыточные и дотационные шахты в Великобритании. Классический случай – надо было уволить 800 тыс. человек. Но она сказала, что государство не будет дотировать убыточные шахты. Кто-то проиграл, но общество в целом выиграло.

У нас множество городов, где не хватает врачей. Если здесь не хватает, а тут слишком много, то нужно принять решение и найти свое место под солнцем.