Гамлет Зиньковский: «Я перестал испытывать припизденные иллюзии, что я – художник, я поменяю мир»

Художник Гамлет Зиньковский прославился как мастер стрит-арта не только в Украине, но и за ее пределами. Он представлял нашу страну на Венецианской биеннале в 2013 году, а его работы выставлялись в ряде стран мира. #Буквы встретились с художником 23 июня, в день проведения в Киеве Марша равенства, по случаю выставки Зиньковского в Центре современного искусства М17 под названием “Ничего лишнего”. Мы пообщались о современном искусстве и обществе, походе людей творчества в политику и многом другом.

– Начнем с сегодняшнего прайда (интервью было записано 23 июня – ред.). Ты, как человек искусства, как оцениваешь это событие? Имеют ли право люди выходить на подобные марши? Имеют ли они право получать такую реакцию, когда их хотят забросать фекалиями? Есть ведь мнение: окей, спите с тем, с кем хотите, но делайте это дома. Зачем вы создаете такую пропаганду? Ты вообще как относишься к этому?

– Люди, которые по презервативам упаковывают какашки, чтобы пошвырять ими в ЛГБТ-сообщество, в принципе сами за себя уже всё сказали. Тут даже добавить нечего. Я вообще против любой формы насилия, кроме самозащиты. Ну, например, носить значок Peace в стране, которая ведет оборонительную войну, – неуместно. Я был таким хипующим персонажем: peace, love-love, но в стране, которая воюет, это некорректно хотя бы по отношению к тем пацанам, которые в окопах, а ты такой клевый, патлатый, цветастый и за любовь. Возвращаясь к прайду. Слушай, я не вижу ничего плохого в том, что они устраивают свои марши. Это кому-то мешает? Кроме вот этой группки людей, которые устраивают трындец.

– Во время Майдана ты говорил, что мог бы уехать во Францию и жить там.

– Я собирался уезжать. Да.

– И?

– Я понял, что останусь в этой стране. У нее есть шанс.

– А сейчас?

– Нет, пока ничто не заставит. Я недавно ехал в Германию автобусом. Автобус был битком набит заробитчанами. Остановка раз в 4-5 часов. И я каждый раз наблюдал десант европейского туалета, который халявный, чистый, с отличной сантехникой. Знаешь, на что я обратил внимание? И мне стало реально страшно. Я заходил последним, а там пять умывальников, и все смесители повернуты направо, где ледяная вода. На улице было еще прохладно, я повернул влево этот краник, а там горячая вода. Понимаешь, вот трасса и эта огромная парковка с шикарным бесплатным туалетом, там есть горячая вода. Только наши не научились пользоваться горячей водой вообще. Хотя горячей водой приятнее мыть руки. Они даже не пробовали повернуть кран. Выхожу оттуда и думаю: Гамлет, а ты ещё Зеленскому удивляешься, они еще просто не доросли до Порошенко и все. Хотя я не хотел бы это обсуждать вообще. Давай не обсуждать политические темы.

Фото: “Буквы”

– Давай обсудим.

– Знаешь, у меня после этих выборов даже вопрос возник: ты уверен, что ещё нужно делать стрит-арт в Украине? А зачем? Но потом я вспомнил своих друзей, мнение которых идентично моему, и подумал, что все нормально.

– Как ты относишься к тому, что деятели искусства идут в политику? Это способ заработать больше или кто-то хочет искренне сделать что-то глобальное, используя возможности, которые дает статус депутата?

– Конечно, все лезут под предлогом, что мы устали наблюдать, очнулись и решили двинуться в политику. Будем теперь мы уже что-то менять. Ждали-ждали. Не дождались. Сейчас мы поменяем.

– Еще никто не менял.

– Нет, не менял и не поменяет! Гарантирую. А почему вы думаете, что если вам нравится этот музыкант, он будет еще и крутым политиком? Почему вы так решили?
Мы когда-то с одним известным писателем спорили на эту тему. Он говорит: ты понимаешь, если мы туда не будем идти, то что? А я говорю: “Ну тогда иди, но я пас”.

Даже если бы я увидел, что у нас все очень хорошо, так а я тут при чем? Я художник. Я должен отвечать за то, что я делаю. Только потому, что клевый шоумен, решил, что он может быть еще и президентом? Такое впечатление, что Украина факнула все представления о политике как таковой в мире. Немного все свихнулось.

– Давай поговорим об искусстве. Видел киевские муралы?

– Некоторые да.

– И как?

– Ну, некоторые – грандиозный кошмар, а некоторые очень приличные. Их меньше значительно, но есть.

– Можно их считать искусством?

– Спорить можно долго.

– Какие классные муралы?

– Не знаю, что за работа: в каком-то дворе сидит мужчина и что-то печатает на печатной машинке, и какой-то вихрь бумажек разносится. Очень красивая работа. Я ее видел только ночью. Наткнулся, и она мне очень понравилась. Даже не знаю, кто автор.

Александр Гребенюк. Мурал “Selfmademan”. Фото из открытых источников

– Ты же делаешь муралы в Харькове.

– Не муралы. Стрит-арт. Понимаешь, я не могу пока себе позволить создавать муралы на 15-этажках. Если честно, мне это и не надо. Я же не занимаюсь украшательством города. Моя работа может быть на всю стенку в арке, а может быть на трансформаторной будке. Как показывает практика: содержание несет и первое, и второе.

У меня очень сложный домашний проект, который я делаю. Рисунки ежедневные – “365” занимают от 3 до 8 часов каждый рисунок. Не могу себе позволить 12 часов провести на улице. Я думал, что мне делать со стрит-артом в этом году, потому что не делать стрит-арт я не могу. Есть люди, которым глубоко начхать на мою жизнь, на мою карьеру, на мои выставки, продажи. Им важно просто иногда натыкаться на мои новые роботы. Они даже не знают, как я выгляжу. Им это не важно. Они просто радуются новым работам. У меня уже есть некая ответственность перед ними.

Я перешел на новый формат: беру какие-то железные двери, обклеенные какими-то афишками, объявлениями, просто это счищаю, закатываю малькой. Это занимает не 8-10 часов на солнцепеке, а 2-3 часа.

Выставка Гамлета Зиньковского “Ничего лишнего”: Фото предоставлено Центром современного искусства М17

 

– Ты по-прежнему только в Харькове работаешь?

– Нет. В других городах тоже.

– Но не в Киеве?

– Нет.

– В Киеве принципиально не будет твоих работ?

– Не будет. Предлагали очень большие деньги. Какие-то серьезные типы говорят: нас интересует улица, все, как ты любишь, есть восемь арок, нас интересует, чтобы в этой части города, на этой улице, в арках. Мы тебе просто отштукатурим, отреставрируем все арки, сделаем видеонаблюдение, детектор движения…

– И рисуй что хочешь?

– Вообще. Мы даже смотреть не будем. Предлагали очень большие деньги, и не раз. Отказался.

– Почему? Всем нужны деньги.

– Да. Нужны. Просто на что-то ты согласен, а на что-то нет. И это не вопрос денег, а вопрос принципа. Сейчас принципы такие.

– Ты рисуешь сейчас только там, где хочешь и что хочешь, а не на заказ?

– Да. В редчайших случаях я соглашаюсь на заказ. Просто у меня жесткие условия: а) это стоит денег; б) ввиду того, что я не работаю с Киевом, соответственно, если заказы и прилетают, то только из Харькова, а заказчики там очень простые. “Блин, чувак, я тебе дам ведерко краски. Шо? Это денег стоит? Сколько?” На этом и заканчивается. Ну, собственно, я не этим зарабатываю деньги, а продажами картин.

– Опять-таки, картины – это не заказ?

– Нет. Я рисую только то, что мне интересно.

– И это находит отклик, и люди платят деньги.

– Да.

– Работа мечты.

– Да. Я очень долго к этому шел.

– Как ты к этому пришел?

– Нищее детство. Абсолютно счастливое. Я не собираюсь разгонять сейчас какую-то сопливую драму, что мы так бедно жили. Мы жили прекрасно! У меня настолько яркие воспоминания, и за это спасибо родителям. Несмотря на эту нищету, ледяные зимы, когда еле топили, и ты просто в куртке сидишь на кухне всей семьей: папа, мама, сестра старшая и я, включаем весь газ, чтобы как-то прогрелась кухня, родители приносят свечки и читают вслух Диккенса. Это такие светлые воспоминания! Я реально в шоке, когда люди преподносят это как драму про нищее детство. Ведь самое главное – в этом была любовь! Была любовь родителей и моя любовь к родителям. Это самое важное!

Фото: “Буквы”

– Твое искусство – это не страдание?

– Я вообще страдать не люблю. И если честно, это такая фигня, что все должны страдать. Это все равно что советская отрыжка – художник должен быть голодным. Идите к черту. Это вообще советская пропаганда.

– Как ты пришел к искусству? Может быть, родители?

– Отец – художник, мама – журналист. Плюс с детства всегда к этому лежала душа. В окружении родителей происходил трындец. У ряда наших знакомых и близких художников – суицид, алкоголизм, нищета. И родители вообще не обрадовались, что я иду в училище: “Художник? Но, сынок, а ты уверен?” Потому что они понимали, что светлого меня не ждет ровным счетом ничего. Ты готов к такой жизни? Я абсолютно сознательно шел к такой жизни. Жить в нищете, но я буду делать то, что хочу, и я готовил себя к нищей жизни.

В какой-то момент я понял, что, может, и не обязательно жить в нищете. Может, что-то менять в жизни? Я поступил в академию, пришел на премию Пинчука, меня сразу отчислили из академии, когда я еще не успел выставиться. Одна из формулировок была: “Что, думаешь, крутой, в Пинчук прошел, да кто тебя вообще туда возьмет?” Хотя я уже прошел отбор – 1200 человек подавалось, и я вошел в 20-ку. Да кто тебя возьмет без высшего образования? Но я уже тогда понял, что моя жизнь поменялась.

– Без высшего образования?

– Да. Оказывается.

– Оказывается, что высшее образование не всегда нужно.

– Не всегда. На самом деле об этом уже даже неинтересно говорить, потому что это так давно было. Я в интервью недавно отвечал на вопрос: как ты думаешь, образование убивает художника? Я говорю, что меня лично ничего не убило. Меня не убила ни учеба в училище, ни учеба в академии, ни бандюганы. Мне это дало инструменты в руки. Были классные люди, которым я всегда буду признателен, которые многому меня научили. У меня были потрясающие преподаватели и в училище, и в академии, которые действительно давали, а были те, кто ставил палки в колеса, и благодаря этим палкам я становился еще более самоуверенным. Мне оценки снижали за то, что я подписывал свои работы. Говорили: сначала отучись в училище, потом в академии, даст Бог, поступишь в Союз художников, и вот тогда у тебя будет право подписывать свои работы. Нет! Я отвечаю за эту работу! Она не анонимная – это моя работа! Может, она каличная, неудачная, студенческая, но это моя работа! Я – Гамлет! Хотите снижайте оценку, ради Бога.

– Что такое Бог для тебя?

– Как мы недавно определили с моей девушкой. Она говорит: “Слушай, я немножко не понимаю. Ты с такой легкостью апеллируешь то к понятиям буддизма, то к карме, то к христианству. Иногда ты просто заряжаешь такое, что определить, что ты верующий, просто невозможно”. Я – верующий человек, но без религии, как-то так. Потому что проблемы начинаются как раз с религии. Потому что начинка. Начало то у всех одно. Все верят в высшее начало, а потом подробности. Я очень аккуратно отношусь к этой теме, и если вижу, что человек собирается грузить меня какой-то религиозной жвачкой, то я просто врубаю такой адский цинизм, чтобы человек сразу решил, что я конченый и гореть мне в аду. Я сразу соглашаюсь. Говорю заранее, что у меня там ( в аду – ред.) забронирован номер люкс.

Фото: “Буквы”

– Кто твой любимый исторический деятель?

– Черчилль.

– Почему?

– Чувство юмора. Это вообще невероятно сильный человек. То, что Черчилль был противоречив, это очевидно. Нельзя быть великим и непротиворечивым. Всем бы хотелось, чтобы вот этот наш потрясающий гений-художник был еще потрясающим человеком. Но этот гений потрясающий, у которого работа стоит миллионы, по факту умер от сифилиса или от алкоголизма. Мы что, не будем восхищаться его картинами из-за этого? Беда в том, что, восхищаясь каким-то деятелем, мы в восторге от него и хотим, чтобы он был гениален во всем. А этого не бывает.

Ко мне тут на мероприятии подошла женщина из распределителя бюджета. Говорит: “Гамлет, что же вы к нам не обращаетесь? Вы можете подать заявку, и мы вам профинансируем из бюджета”. Да не надо мне это распределение бюджета. Я реально понимаю, что она может дать мне денег на печать книги, а мне это очень надо, но я как-то сам разберусь.

– Не хочешь быть зависимым от кого-то?

– Нет. Знаешь, это очень важный момент. Когда подходит бабушка и говорит: “Ты, мразь, делаешь гов*о, тебе вот горсовет платит деньги, а ты такое делаешь”. Я говорю: “Бабушка, от горсовета я ничего не получаю, я сам себе покупаю краску за свои заработанные деньги”. Понимаешь? Никто меня не может обвинить, что я существую за чей-то счет.

– Общество потребления убивает стрит-арт?

– Да. И мне даже предложили эту прекрасную форму суицида: огромные деньги единоразово плюс проценты. Группа ребят-бизнесменов. Клевые типы, с огромным уважением и любовью ко мне. Они говорят: “Слушай, Гамлет, нет никакого нормального мерча в Харькове. Мы тебе предлагаем единоразово вот эту сумму на покупку прав всех твоих изображений и открываем сувенирную лавку, и если ты хочешь, ты можешь контролировать отбор всего дизайна – футболки, сумки, тарелки, тетрадки-блокноты и так далее”. Просто магазин, забитый мной. Ну, пришлось и им очень удивиться, когда я отказался от этого.

Фото: Гамлет Зиньковский / Facebook

– Не хочешь выйти в тираж? Да?

– Да. Знаешь, когда ко мне подходит человек (и это было не раз) и говорит: “Гамлет, должен признаться, вот есть одна ваша уличная работа, которая мне очень нравится. Я, вот вы знаете, пригласил фотографа или сам взял камеру, пошел сфотографировал, распечатал на холсте и повесил у себя дома. Скажите, пожалуйста, вы не против?” Да, слава Богу. Вам это нужно? Вам это приносит радость? “Да, я счастлив, что она у меня распечатанная висит дома”. Я говорю, никаких проблем. Если бы человек попытался втихаря запустить тираж футболок или чего-нибудь такого, ну тогда да. Тогда пришлось бы разбираться с ним.

– На самом деле есть большая проблема с мерчем. Она же не только у Харькова, она даже у Киева. Вся сувенирная продукция – это же обнять и плакать.

– Да.

– А если бы тебе кто-нибудь предложил отдельным проектом мерч для Харькова или мерч для Киева, ты бы согласился?

– Нет. Просто не все делается ради денег. Я бы очень не хотел превратиться в культуру, а как только это попадет в мерч, я превращусь в культуру. Мне хочется оставаться искусством. Мне хочется оставаться немного никому не нужным. Я просто иду, покупаю краску и делаю. Чего очень не хочу допустить – чтобы это было мерчем, а это сейчас постоянная проблема, когда я подписываю договоры на продажу каких-то своих произведений, то я отдельно заставляю переписывать документы, потому что там есть пункт, что “мы имеем право эту работу использовать в мерче”. Нет, не имеете. Никакого мерча, должна быть ценность.

Я не очень люблю Климта. Но именно мерч превратил его в дерьмище.

Выставка Гамлета Зиньковского “Ничего лишнего”: Фото предоставлено Центром современного искусства М17

– Кто из художников тебе нравится?

– Эгон Шиле. Слава Богу, он мало сделал, и слава Богу, оно не такое слащавое, как у Климта. И слава Богу, там есть рисунки, на выставки которых далеко не всех пускают. Фантастический человек. Вот его очень уважаю, и ряд художников, которых очень уважаю.

Было длинное интервью про меня как художника, который рисует на улицах, и для журналистки было просто открытием, что я вообще, мягко говоря, не слежу за современными трендами стрит-арта.

– Ты не боишься стать попсой, которую начнет пипл хавать, и стать именно культом для снобов?

– Боялся… Я ежедневно вижу людей, которые фоткаются на фоне моих работ. С другой стороны, они уже появились, потому что раньше фоткали клумбы, которые горсовет у нас создавал. Какие-то надписи типа “Я люблю Харків” цветочками. И ты видишь людей, которые делают фото на этом фоне. Но появляются другие люди, которые говорят: “Да это трэш поганый, я не буду эти клумбы уродские фоткать”.
Ты видишь молодежь, которую просто тошнит от этого официального. От официальных муралов. Если люди не только запостили фотку и собрали какое-то количество лайков, а чего-то себе подумают – вот это для меня самое важное.

По-настоящему приятно, когда подходит пожилой дедушка лет 70, еврей, который в будке чинит обувь последние 20 лет, и у него за будкой две мои работки. И он подходит: “Извините, что я вас отвлекаю, это же вы Гамлет?” Я Гамлет. Я как раз поправлял какую-то свою очередную работу, стою это подкрашиваю. И он начинает рассказывать, что он увидел в моей работе. И я понимаю, что это очень начитанный человек, он понимает, к чему отсылка, он провел свои параллели, посоветовал мне книги, до которых я все мечтаю добраться, и я понимаю, что вот этому дедушке, который 20 лет сидит в своей будке и чинит обувь, очень важно то, что я делаю, и он очень благодарен мне. Вот это для меня по-настоящему важно, вот это – да!

– Можно ли сказать, что это некая форма, в которой ты чувствуешь одиночество людей, и своими работами раскладываешь пазл, при помощи которогохочешь найти людей, которые могут это понять и с тобой пообщаться?

– Да. Какое-то количество людей, которые – о, Гамлет, он же известный, давайте сделаем с ним селфи, просто с известным человеком – не понимают, о чем я делаю работы, потому что там идет не голова, не мозг – там идет телефон: сделал фотку, собрал кучу лайков и всё – важно только это.

Но стоит продолжать делать это и не замыкаться только на этих людях, а думать о тех, которые действительно понимают, о чем. Которые видят твою работу и не достают телефоны, им не надо. Они знают, что она есть, знают, что если работу кто-то испортит – ты придешь поправишь, а если ЖЕК закрасит эту работу, ты придешь и сделаешь вообще новую на этом месте. Вот это важно. Вылавливать единицы.

И на самом деле я так счастлив в своей жизни, потому что много-много лет назад, когда мне было 20 лет, я случайно выдал формулу, с которой живу с тех пор. И после каждого нового знакомства с интересующими меня людьми я думал: вот оно! В 20 лет я сформулировал это случайно. Когда в очереди будут стоять за автографом к какому-то музыканту или писателю, меня в очереди не будет. Я буду сидеть на кухне, зная, что после всего этого – презентации, концерта, автограф-сессии – человек придет на кухню побухать со мной. Я таких людей видел у себя на кухне! Я просто полный счастливчик. Вот вы часто бухаете с Андруховичем на кухне? Крутой мужик. Очень хотел познакомиться с Курковым – познакомились у меня на кухне. Его привели ко мне, я покормил его завтраком.

Фото: “Буквы”

– Ты любишь готовить?

– Да, обожаю. Ты знаешь, это очень короткий клевый способ передать свою любовь. Иногда я просто приглашаю друзей, просто чтобы накормить их.

Болтаю с ребятами плюс все сыты, довольны и говорят: “Гамлет, как это вкусно. Не знаем, как ты насчет художника, но как повар ты оху**ный”. Это чертовски мило. Ты видишь эти улыбки счастливые. Это здорово!

И я попросил Куркова подписать книжку для моих родителей. Мы общались два или три часа. Это было потрясающее знакомство, при том, что он старше меня лет на 30, а общение просто потрясающее. Я принес родителям книгу, его новый роман, а он подписан: “Спасибо за такого сына”. Для родителей это было вообще.

– Кто твой любимый музыкант?

– Том Уэйтс. Обожаю “ДахуБраху”. Очень уважаю. Я более-менее регулярно бываю в Париже – два раза в год. И я помню, как меня друг приглашал: “Прикинь, “ДахаБраха” выступает в Париже, погнали на концерт”. Я говорю: “Сорян, важная встреча, я не могу ее отменить, я пропущу концерт “ДахиБрахи” в Париже”. Потом встречаюсь, спрашиваю, как концерт, а он говорит: “Да я и не думал, 300 человек пришло”. В следующий раз приезжаю, они взяли серьезную локацию, большую. “Пойдешь?” А у меня какие-то дела. Я говорю, не могу. Потом спрашиваю: “Ну, как концерт прошел?” “Гамлет, полторы тысячи человек, и это уже французы. Это уже не эмигранты”. И ты просто наблюдаешь такую офигенную динамику. И это очень круто. И мне стало очень легко их приводить в пример. Когда говорят: “Гамлет, конечно, все очень круто, но знаешь, если ты начнешь свои работы подписывать на английском, то все будет просто круто, мы тебя сразу заводим в Британию, Америку, Европу. Просто те же тексты пиши на английском”. А я говорю: “А давайте “ДахуБраху” попросим перевести всё на английский, и петь все это на английском”.

– Подписывать – это имеется в виду тексты твоих работ?

– Да. Давайте говорить японцам и китайцам – классные работы, только давайте переведите на английский, тогда будем брать. Ну смешно? Смешно! Тут скорее вопрос русский / украинский, потому что да, я родился с русским языком в русском городе бла-бла-бла, но я перешел полностью в стрит-арте на украинский язык.

– Какая была реакция?

– Меня все травили… типа политика, политика. Типа украинский язык – это политика, если ты будешь делать, то ватники твои работы просто уничтожат. В 2014,15,16 году это реально так было. Могли бы быть проблемы.

– В Харькове?

– В Харькове. А сейчас мне уже все равно. И мои подруги, которые ведут мою страничку в Facebook, мне рассказали: “Ты знаешь, ты сейчас снова активно занялся стрит-артом, и уже все повально на украинском языке, и мы ежедневно несколько человек отписываем от странички и ставим в бан”. А что такое? “Ну, тебе пишут люди: “Гамлет, а мы думали, ты нормальный, а ты такое же фуфло шароварное, ты разрушил наши надежды, что Харьков – русский город”.

– Почему ты решил перейти на украинский?

– Потому что я что-то делаю уже не просто для своего города, а уже для своей страны.

Мне в жизни повезло. Я встретил большое количество людей, которые не уезжают из Харькова из-за моих работ. А еще я встретил какое-то количество людей, которые переехали в Харьков, найдя мои работы. Они просто переезжали в Харьков и подходили ко мне сказать, что жизнь поменялась начисто, они переехали в Харьков и обожают этот город, видя весь кошмар.

Фото: “Буквы”

– Ты не думаешь, что сейчас, наоборот, весь этот кошмар приведет к Ренессансу? Люди в целом начинают понимать, что кошмар настал, куда хуже: тут война, тут кошмар на троне, и они начинают искать смыслы. И так уже начнется эпоха возрождения, становления культуры, искусства…

– Есть 19-летние торчилы и лузеры, которым родители уже купили образование, или 60-летний профессор, у которого признание всемирное, и у них равные права… Может быть, в Ренессанс, а может, нет. Хотелось бы, чтобы да. Просто, во всяком случае, я перестал испытывать припизденные иллюзии насчет того, что я – художник, я поменяю мир. Это просто смешно. Я поменял немного улицу в центре, куда мне не лень идти со всем стафом.

В Харькове все происходит в центре города, просто нужно знать точки, где это все происходит. Просто нужно знать, что сегодня вечером Гамлет делает открытую вечеринку и нужно просто принести бутылку вина и кусочек сыра. Я познакомился с таким количеством людей у себя на хате. Тусовка на 80-100 человек, из которых я знаю 25-30.

– Какая у тебя жилплощадь?

– Небольшая. 70 метров, при этом в одну комнату я никого не пускаю, потому что это мастерская. Этот как в маршрутке, но прикольно. Потому что на моей хате встречаются люди, которые никогда в нормальной обычной жизни не пересекутся.

– Ты черпаешь энергию из того, что ты знакомишься с новыми людьми?

– Какая-то энергия из того, что ты знакомишься с людьми просто у себя дома. Я знаю точно номера людей, которых нужно набрать и сказать – в субботу будет тусовка. Я набираю буквально 10 человек, и этого достаточно для того, чтобы пришло 80-100. У меня есть открытый формат и закрытый формат. Открытый формат – это двери не закрываются и заходят просто табуны людей. Очень интересно. Это надоедает, но понимаю, что для многих это такое откровение, что такое может быть, что человек в свое личное пространство впускает.

– Соседи как реагируют?

– Идеально. Соседи – съемная квартира, где живут индусы, и я их не жалею. Тем более, когда они готовят, я не знаю что они готовят, но эта вонь просачивается через полы. Плюс у нас совпадают графики. Они ложатся спать в 4-5 утра. Ну и плюс я для них настолько стремно выгляжу, что они боятся здороваться. А соседи по лестничной площадке – им тоже очень громко, но я под респектом, потому что они видят меня по ящику и уважают. Мне с домом повезло.

– Последний вопрос, ты через 10 лет? Ты задумываешься об этом или живешь настоящим?

– Я не настолько оптимист. 10 лет, реально? Я не знаю, где я окажусь. Я очень хотел бы всегда оставаться в этой стране. У меня есть определенная ответственность. Я знаю, что если я перееду не то что в другую страну, просто перееду в Киев, для огромнейшего количества невероятно талантливых людей это станет ударом и отмашкой, что всё. Если Гамлет из Харькова уехал в Киев, то всё, Харькову конец, надо валить. Я знаю, что один мой отъезд в Киев – это просто поток молодой творческой интеллигенции. Просто рванет уже кто куда.

Я осознаю: у меня есть эта ответственность. Может, я преувеличиваю, но знаю самых близких своих друзей. Это то, что они мне говорили: “Гамлет, это ты научил нас любить этот город и вкладываться в этот город. Мы видим, как ты вкладываешь, и мы пытаемся на своих уровнях вкладываться в этот город”. И они говорят, если ты отсюда свалишь, то конец. Это становится точкой.